— Ну? — спросил Селлерс.

— Ты сам садишься в лужу, сержант. Я мог оставить отпечатокпальца внизу макета, когда угодно.

— Нет, не мог, — злорадно заметил он. — Когда из-под макетадостали туфлю, макет плотно лег на пол, и палец туда было уже не подсунуть.Макет можно было бы приподнять, только сунув под него отвертку, стамеску иличто-нибудь вроде этого. Та штуковина весит свыше ста фунтов. Нам всем — было неподнять. Тебе одному — тем более.

— Понял, — сказал я. — Выходит, черт возьми, я кругомвиноват? Так?

— Пока не знаем. Расследуем.

— Хреновый из тебя следователь! — в сердцах брякнул я. —Находишь отпечаток моего пальца с обратной стороны макета, весящего сотнюфунтов, и сразу делаешь вывод, что я ворвался в кабинет Холгейта, оглушил его,перетащил через окно, волоком протащил по газону, сунул в багажник машины ипотом еще за чем-то вернулся. За чем, еще за одним трупом?

— Может, за подписанными тобой показаниями? После того какузнал, что они ни к черту не годятся, — предположил Селлерс.

— Уж если я не смог поднять край макета, тогда как бы яподнял на руки двухсотдвадцатипятифунтовую тушу Холгейта, выпрыгнул из окна,притащил его к машине и засунул в багажник?

— Пока не знаем, — упрямо повторил Селлерс. — Но намеренывыяснить.

— Не мешало бы выяснить, — заметил я. — Если я смог вытащитьчерез окно мужчину весом в двести двадцать пять — двести пятьдесят фунтов исунуть его в багажник, то выходит, что мог и приподнять край макета, которыйвесит всего какую-то сотню фунтов.

— Знаешь сам, у тебя мог быть сообщник, — парировал Селлерс.— Тогда на тебя пришлась бы только половина ноши.

— Прекрасненько, — сказал я. — И кто же мой сообщник?

— Ищем, — задумчиво жуя сигару, серьезно ответил Селлерс.

— Ладно, тогда каково мое положение? Задержан по обвинению вубийстве?

— Пока нет.

— Я арестован?

— Пока нет.

— Тогда что же?

— Приглашен для допроса.

Я несогласно затряс головой:

— Так не пойдет. Или предъявляйте обвинение, или отпускайте.

— Имеем право допросить.

— Ты уже допросил. Мне нужно позвонить.

— Валяй, звони! — разрешил он.

Я подошел к телефону, соединился со своим агентством ипопросил телефонистку срочно дать мне Берту.

Услышав голос Берты: «Ну, что у тебя на этот раз?», явыпалил:

— Меня допрашивают в связи с убийством Картера Холгейта. Я —в аэропорту. Тело Холгейта нашли в багажнике нашего автомобиля. А у меня стоитдело. Я хочу, чтобы…

Тут меня прервал визг Берты:

— Тело Холгейта?

— Совершенно верно, — терпеливо повторил я, — его труп. Трупобнаружили в багажнике автомобиля нашего агентства.

— Автомобиля агентства! — взвыла она.

— Совершенно верно, — подтвердил я. — Теперь так. ЗдесьСеллерс. Он меня допрашивает, а мне надо работать. Я рассказал ему все, чтознаю. Требую, чтобы он либо предъявил мне обвинение, либо отпустил.

В данный момент он не желает ни того, ни другого.

Я прошу тебя найти самого лучшего адвоката и возбудить делоо нарушении закона о неприкосновенности личности.

— Дай-ка я поговорю с Фрэнком Селлерсом, — велела Берта.

Я протянул трубку Селлерсу:

— Фрэнк, она хочет с тобой поговорить.

— Скажи ей, что нет необходимости, — ухмыльнулся Селлерс. —Мне жалко моих барабанных перепонок.

Скажи, что отпускаем.

— Селлерс говорит, что нет необходимости, — повторил я втрубку. — Говорит, что отпускает меня.

— И что это значит?

— Это значит, что я еду в агентство, — ответил я.

— Дональд, ты не поедешь на своей машине, — предупредилСеллерс. — Она изымается как вещественное доказательство для обследования пятенкрови и прочего.

Я сообщил по телефону Берте:

— Селлерс изымает машину. Беру такси.

— Такси, черт возьми! Найми лимузин, будь он проклят!Сэкономишь четыре доллара.

— Речь идет об убийстве, — возразил я. — На счету каждаяминута.

— Плевать мне на минуты! — отрезала Берта. — Доллары тожелюбят счет.

— И еще одно, — добавил я. — Вызови в агентство нашегоклиента. Он будет нужен.

— Пускай добавит стул для меня, — вмешался Селлерс.

— Это еще зачем?

— Добавьте стул. Я буду при тебе. Если уж вы собираетесьнанять адвоката-ловкача и возбудить дело по закону «Хабеас корпус», то и мы недопустим, чтобы нас водили за нос. Мы не предъявим тебе обвинения в убийстве,пока не докопаемся до сути дела. Но я, Дональд, намерен быть неразлучен стобой, словно брат.

— Скажи это Берте, — предложил я.

— Сам скажи, — ответил он.

Я сказал:

— Селлерс собирается приехать со мной. Они пока не готовыпредъявить мне обвинение в убийстве, но Селлерс не собирается отпускать меня отсебя. По крайней мере, он так говорит.

— А нельзя ли его унять? — спросила Берта.

— Полагаю, не получится, — вздохнул я. — Это же полицейские.Либо приставят ко мне кого-нибудь, либо арестуют по подозрению в убийстве. Наэтом основании вполне могут продержать какое-то время.

Берта раздумывала минуту-другую, а затем изрекла:

— Если этот сукин сын собирается ехать с тобой, пускайоплатит свою половину за такси.

— Мы сделаем лучше, — ответил я. — У него, по-моему, естьполицейская машина. Так что приглашай клиента. У меня к нему разговор.

— И я послушаю, — ухмыльнулся Селлерс. — Все к лучшему.

— Когда вас ждать? — спросила Берта.

— Выезжаем, готовься! — сказал я, вешая трубку.

Селлерс все еще ухмылялся:

— Я говорил, что именно так и будет.

— Что будет?

— Что ты будешь грозить законом «Хабеас корпус», —растолковал мне Селлерс, — выкручивать нам руки, дабы мы немного отпустилиповодок, и в конечном счете выведешь нас на всех, кого мы ищем.

Мы собрались в кабинете Берты: довольный своей находчивостьюФрэнк Селлерс со свежей сигарой в зубах; Берта Кул, сверлящая окружающихподозрительным взглядом; наконец, Ламонт Хоули, внешне невозмутимый, вальяжный,сдержанный, но явно старающийся держаться подальше от всех неприятностей.