– Ага, сам признался!

– …я мудрый. Во-первых, я его не убил. Оклемается,поймет, что стряслось, и потихоньку уберется из деревни, пока мужики не прибилив отличие от меня, доброго и милостивого. Во-вторых, ты не думала, делал бы ондобрые дела с помощью своей магии и через год, через пять, через десять лет?

– Делал бы, – ответила она уверенно.

Он печально смотрел ей в глаза колдовскими зелеными глазами.

– Ты всегда хорошо думаешь о людях.

– А ты плохо!

– Я… как они того заслуживают. Я навидался этих… он не один,кто сперва начинает стараться для людей. Не совсем бескорыстно, правда, взаменполучает восторги, восхищение, любовь односельчан, женские улыбки и готовностьпойти навстречу его желаниям…

Она вскрикнула:

– Нечего свои грязные мысли приписывать другим!

Он продолжил, словно не слыша:

– А потом у каждого наступает момент, когда все чащеприходит мысль: а оно мне надо – стараться для этих людишек? Ничего от них,кроме спасибо, не слышишь, а тратиться приходится ого-го! Да еще если запасовмагической воды не слишком… гм… то вскоре такой вот «хороший» не толькоперестает помогать другим, но и у них отбирает. По праву сильного, умелого илиудачливого – как ни назови, все верно, а оправдание себе находит каждый. Итогда, даже по твоему определению, такой добряк становится «плохим».

Она сказала зло:

– Вот тогда и можно! Да и то сперва нужно во всемразобраться, взвесить, сколько сделал хорошего, сколько дурного!

Он вздохнул.

– Надо бы, но… некогда. Я не могу задерживаться. Ипотом, когда возвращаться? Впереди столько дел… Я не хочу опоздать, покаглавная сволочь за это время наберется сил. Так что…

Он пришпорил коня. Барвинок стиснула челюсти, но послаласвою лошадку вдогонку. Ничего, придет время, этот гад за все заплатит.

Он ехал погруженный в думы, а она вздрагивала и косилась посторонам, смотрела на небо, откуда могут появиться какие-нибудь хищные птицы, идаже пугливо поглядывала на землю, что с такой готовностью бросается подконские копыта, там тоже могут, как теперь известно, прятаться жуткие чудовища.

Затем мысли незаметно вернулись к пережитому. Она ощутила,что снова начинает накаляться, злость откуда и берется, а этот гад едет скаменным лицом, равнодушная такая скотина.

– Все равно, – сказала она сердито, – КривойКорень хороший человек. Даже замечательный!

Волхв даже не повернул головы, едет ровный, как столб, лицонеподвижное, только губы шелохнулись самую малость:

– Только дурак.

Она сказала разъяренно:

– И что? Все мы смотрим только на то, хороший илиплохой!

– Да ну?

Она выкрикнула:

– А с кем бы сам предпочел бы дружить, с честным, ноглупым, или с умным, но хитрым и подлым?

Он поморщился.

– Это понятно с кем, но здесь другое…

– Что?

– Он не просто человек, – сказал он медленно,словно в голове у него жернова, – а этот… ну… взявший на себя слишкоммногое.

Она замотала головой:

– Что бы ты ни придумывал насчет его потом, но он вседелал для людей! Ты сам сказал, что для себя совсем не старался!

– Как делал? – спросил он.

– Как мог!

– В том все и дело, – буркнул он. – А какдурак может? Вот именно, по-дурацки. В лоб. Потому самое худшее, когда дуракуприваливает могущество. Потому магию и нужно уничтожить полностью.

Она воскликнула:

– И что, тогда не будет могущественных?

– Если все по-честному, – буркнул он, –дураки могущества никогда не получат. Никогда! Дурость есть дурость. Силу могутобрести люди подлые, нечестные, но дураки – никогда. А подлые у власти хоть иплохо, но все-таки лучше, чем дураки.

Она прикусила губу, не находя сразу, что возразить. Простойженский визг и обвинения, что он ее не понимает, в этом случае не пройдут, умане надо, чтобы ощутить его серьезность, а на серьезное хорошо бы ответить ещеболее серьезным и весомым…

Он слегка покачивался в седле, мрачный и угрюмый, какнависающая над речными порогами скала, она тоже умолкла и ехала рядом, лишьизредка поглядывая на его грозное лицо.

А он исподлобья бросал взгляды по сторонам, вспоминая, какоднажды через эти земли ехал некий Корнейчук с женой и детьми. В болоте телегазавязла, затем треснула ось. Пришлось выпрячь коней, телегу вытаскивали всейсемьей, но, даже выволокши на берег, убедились, что вот тут не починить: крометележной оси, сломались оба задних колеса.

Лето было в разгаре, Корнейчук разослал всех четырех сыновейрубить ветви на шалаш, придется ночевать, маленькая дочь собирала ягоды на краюболота и на опушке леса, а он взял лук и пошел осторожно в лес в поискахкакой-нибудь дичи. Так задержались на две недели, пока там же не проехали ещедве телеги искателей свободных земель. Но, увы, у них не нашлось хорошейпоходной кузни, зато дали одно колесо.

К концу лета проехали еще одни, с их помощью телегу удалосьпочинить, но уже подступала осень, пошли дожди, и решено было перезимоватьздесь, благо работящие дети срубили просторный и теплый домик, а сам Корнейчукнабил дичи столько, что по снегу вообще можно было бы не выходить из дому.

Впрочем, за зиму он набил белок, лис, куниц и еще каких-тозверей с роскошным мехом, каких не встречал в тех краях, которые покинули.Весну переждали, а за это время мать, никого не спрашивая, насадила целыйогород, успела урожай собрать летом и насадила снова.

В конце концов Корнейчук распахал свободный от леса участокземли и засеял рожью. Уродилось столько, что он ошалел, вот что значитнетронутые земли, осенью засеял озимой пшеницей, снова богатый урожай. Сыновьяначали уходить далеко в лес, приносили много мяса и мехов, а старший однаждыотлучился на две недели и вернулся с милой, застенчивой, но очень работящейдевушкой.

Прошло еще три года, женились и остальные три сына. ХозяйствоКорнейчука росло, к ним начали прибиваться и другие переселенцы, и вот ужецелая деревня, а потом и настоящее село: крепкое, добротное, люди всеработящие, сумевшие отодвинуть лес, наполовину осушить болото и занять теземли, проложили дорогу к озеру, тоже отыскалось вблизи, рыбаки там наловчилисьвылавливать множество крупной и дивно вкусной рыбы.

Сейчас там уже не село, а настоящий город Новые Корнейчуки,хотя народ по-прежнему больше живет хлебопашеством, охотой, рыбной ловлей, новсе больше местных умельцев куют лучшие во всем крае ножи, косы, мечи идоспехи. Другие ремесленники делают луки, что партиями сплавляют на плотах внизпо реке, где в городе Коростень их сразу раскупают, почти не торгуясь.