Его лицо немного изменилось: скулы впали, губы сомкнулись в одну полоску, взгляд стал таким, что мои кости готовы были рассыпаться и упасть пеплом к его ногам.

Я заглянула ему за спину. Шэйн слонялся возле кулера и разговаривал с медсестрой.

— Эрин, посмотри на меня, — приказал младший партнёр. Я не давала себя сломать — мне было не привыкать выстаивать ужасные взгляды. — Объясни, что случилось? Почему ты была вся в крови?

Я упрямо сжала губы и повернула голову. Окна были занавешены жалюзи. Сквозь них пробивались лучики солнечного света. Я ни разу не видела солнце так близко к поверхности.

— Ты что, издеваешься? — Эван нервно сначала стиснул кулак, затем поднёс его к подбородку и почесал скулу. — Ты понимаешь, что мы за тебя отвечаем?

— Мы? — не удержалась и хмыкнула.

— Я за тебя отвечаю, — словно не исправился, а дополнил свои слова мужчина. Ну что за изворотливый гад? — Ты — мой стажёр. Ты не можешь приходить вся в крови, а потом молчать.

— Ну а смысл, если я что-нибудь скажу? — уточнила глухо. — Твоего мнения это не изменит.

Эван замер, явно не ожидав услышать такое. Но потом на его лице даже промелькнуло облегчение, будто он боялся, что я молчу, потому что у меня повреждён мозг.

— Ты обиделась на меня? — спросил он, немного наклоняясь вперёд.

Меня переодели в страшную больничную рубаху, чтобы я не заляпала кровавым платьем аппарат для рентгена, и превратили в большую и неуклюжую панду.

— Когда я обижаюсь, то удаляю номера парней из справочника. Твой ещё там.

Я не смотрела на него, чувствуя себя несколько неуютно в балахоне, в который могут поместиться три моих мамы.

— Извини, что разозлился на тебя. Я не знал, что случилось.

— Ты так говоришь, потому что у меня волосы от крови слиплись, — буркнула удручённо. — Если бы не это, ты бы и не понял ничего. И ты всё равно был прав. У меня ничего не получается, — глядя в пол проговорила бесцветно.

— Как это не получается? Если бы ничего не получалось, я бы не пригласил тебя на заключение сделки.

Эван немного расслабился, явно радуясь, что я хотя бы начала говорить, и подошёл ближе.

— Я стараюсь, — сказала отчего-то хрипло, — я ведь стараюсь. Я делаю то, что ты говоришь. Но всё равно ничего не выходит. Я просто… просто не знаю, что мне сделать, чтобы получилось? Руку себе отрезать?

Младший партнёр шутку не оценил, просто присел рядом. Его идеальный костюм очень нелепо смотрелся рядом с моим больничным мешком.

— Я не сделала дурацких клиентов, — продолжила изливать душу, — потом плетения не получились. Теперь вот сюда опоздала. И вообще, откровенно говоря, в «Берлингер» меня вряд ли взяли за мои остроумные ответы на тестовом. Я просто ходячий человек-неудачник.

Эван хотел ободряюще потрепать меня за плечо, но вовремя вспомнил, что врач ещё не поставил диагноз, поэтому его рука дёрнулась к голове, но там всё было ещё хуже. В итоге он мягко погладил меня по спине.

— Если бы этого не случилось, ты бы опоздала?

— Нет, — покачала головой и тут же поморщилась.

Тогда всё идеально бы сложилось. Если бы не этот дурацкий дневник практики, не медлительные работники ВУЗа, не чёртовы перерывы в поездах. В общем, я даже не злилась, потому что факторов было так много, что создавалось впечатление, будто это не случайность, а спланированная подлость судьбы.

— Ты скажешь, что случилось? — Эван внимательно посмотрел на меня.

— Нет, — упрямо отрезала я.

— Слушай, я не хочу лезть в твою жизнь. Но как руководитель, я обязан знать такие вещи.

— Какие вещи? — насторожилась.

— Это сделали твои родители? — он спросил спокойно, а я аж чуть не подавилась воздухом.

— Что?!

— Эрин. Случаи домашнего насилия нередки, этого нельзя стыдиться или бояться. С этим нужно бороться.

— Господи, ты что! Это не так! Меня никто не бил! С чего ты вообще так подумал?

— Я слышал, как ты отзывалась о маме с отчимом, — проговорил он так, словно рассуждал о погоде, а не признавался, что «немножечко подслушивал». — Я не могу повесить на тебя артефакт правды и заставить всё рассказать, но надеюсь, что ты мне не врёшь. Ты ведь не врёшь?

— Нет!

— Хорошо. Потому что врать мне не надо.

— Что, выгонишь со стажировки?

— Нет, просто ложь руководителю никогда не приводит к счастливому результату. Если за тебя кто и может заступиться, то только я.

— Если бы меня били родители, ты бы пошёл меня защищать? — прыснула я от смеха и болезненно поморщилась.

— Эрин, я говорю о форс-мажорах, которые возникают со стажёрами, — он тяжело вздохнул, надоело, видимо, объяснять. — Если что-то произойдёт, фирме проще выгнать человека. Только я могу отстоять право своего стажёра на второй шанс. Это очень ответственный момент. Понятное дело, если стажёр всё время будет мне врать, не будет стараться, и я не смогу до него достучаться, то с таким человеком мы попрощаемся. Никаких вторых шансов.

— Тебе явно нравится твоя работа, — нахмурилась я. Честно признаюсь, мне казалось, он относится к курированию новичков, как к тяжёлой необходимости.

— Если бы не нравилось, я бы этим не занимался. Так что, расскажешь, что произошло?

— Я не могу.

— Почему?

— То, что я сделала… это было ужасно.

— Ты кого-то убила?

— Нет. Я…

Внезапно занавеска отъехала в сторону, чуть не заставив меня от испуга подпрыгнуть на месте. Я удивлённо посмотрела на доктора. Мужчина в белом халате извиняюще улыбнулся и сказал:

— Снимки готовы.

Эван слез с больничной койки, оправил полы пиджака и выжидающе взглянул на врача. Тот вывел на планшете 3-D голограмму и продемонстрировал всем мой пиксельный мозг.

— Видите красные точки? Это повреждённые участки. К счастью, ничего серьёзного, лёгкие гематомы.

— И какой диагноз? — выгнул бровь Эван.

— Обычное сотрясение мозга. — Я замерла. Он сказал «обычное»?! — Я не знаю, что случилось, но всё наверняка могло быть хуже, — с намёком проговорил он. — Рану нужно зашить. В остальном тоже ничего смертельного: сильный ушиб плеча и рёбер. На снимках никаких переломов нет. Через месяц будете, как новенькая.

— Через месяц?! — побледнела я.

— При стандартном лечении — да. Вы можете отправиться в столичные центр реабилитации, там вас поставят на ноги за пару дней. Есть также возможность ускорить процесс при помощи артефактов, но на это требуется согласие родителей.

— Я совершеннолетняя, могу сама решать, — высказалась с лёгким возмущением.