На это много времени уйдет! – опять я лукавил, чтобы затянуть разговор и увести его в сторону, формальную и, якобы, безобидную. Так всегда легче и быстрее получить все необходимые документы, без проволочек, официальных письменных ходатайств. И проще сделать при хорошем настроении следователя, который ждет от эксперта полного единодушия с ним и надеется на альянс единомышленников. А эксперт должен выступить фигурой самостоятельной и независимой.

– Нет проблем! Получишь заключение! А то я уж стал сомневаться! Где ты там «целку» увидел. У мамы, что ли?! – и он ехидно и самодовольно расхохотался.

– Знаешь, мне бы еще подозреваемого осмотреть! – осторожно намекнул я, опасаясь, что он скажет, зачем тебе его смотреть, если липецкие его тоже уже освидетельствовали.

– А он-то тебе зачем? – после такого вопроса Сунина, я понял, что липецкие подозреваемого не смотрели. А у наших следователей что-то пошло не так. Не в том ключе, как они хотели. И сейчас чего-то ждали. Но в Москву уже заранее доложили и отчитались. Серьезное дело раскрыли. Все ночи, мол, напролет не спали. Тысячи подозреваемых перелопатили и допросили. Маньяком ведь пахло. Девочке 12-ть лет было, почти год прошел. Все силы и умы бросили на раскрытие преступления. Такая статья! На 20-ть лет тянет. Но у них никто не уходит от правосудия и неотвратимого наказания. Пенза – ведь не захолустный городок для мисс Марпл, а город Мегрэ и Эркюля Пуаро. Я все думал, с кем себя сравнивает Сунин? Ну, конечно, с комиссаром Мегрэ. Только у них что-то не заладилось. Я смел, предположить, что главный подозреваемый в «несознанке». Сунин, действительно, не спал, не ел, не пил и не давал того же делать Маскаеву. Ему нужно было его признание. Во времена Вышинского – это царица доказательства!

– Да как же ты хочешь, чтобы через суд все прошло, если освидетельствования главного фигура в деле не будет?! Может, у него члена нет? – конечно, я хитрил и пытался скрыть, чтобы Сунин не уловил второго смысла моих слов.

– Да ладно, Десятый! Я сам у него проверю! И только тебе скажу, есть или нет! – тут он обрадовался, что для того, чтобы ему посадить подозреваемого, оказывается, так мало надо – всего лишь наличие у того полового члена. И вы ведь не сразу мне поверите, дорогие читатели, но он лично проверит, по «моей подсказке», наличие у Маскаева полового члена.

20

Вот она – жестокая правда и трагедия российского правосудия. А, может, и нет – всего лишь на всего дело грязных рук Сунина и полковника Хомина?

Сунин называл меня иногда «Десятый». Попасть в десятку или в яблочко – значит, точно в центр мишени. С таким подтекстом, по крайней мере, звучало оно сейчас. Но я ждал, когда он скажет, что мой номер «десятый», а значит, не рыпайся, есть люди и поважнее тебя. И я, действительно, не заметил, как в нашем обществе произошли перемены, и теперь не под криминал ложились оборотни в погонях, а сами создавали прочные криминальные связи. Они уже не выпрашивали у бандитов денег, а сами решали, с кого брать, а с кого – нет. Сами назначали виновных, вопреки всем понятиям, как правовым, так и криминальным. Стало называться такое явление правовым беспределом: ментовским, прокурорским, комитетским – так их, одинаково всех, мазали дегтем.

Сейчас Сунин говорил, что я – «Десятый», в первом, озвученном мною смысле, что я – стрела Робин Гуда, точно бьющая в цель. В целом все шло пока хорошо, с точки зрения комитета. Привезут мне, мол, на экспертизу подозреваемого Маскаева, так мы и порешили в шутливой дуэли со следователем.

Заключение липецкого эксперта я получил теперь сразу. Сунин поверил мне, что я на его стороне. Вот почему мне важно было тянуть время и валять ваньку. Я уходил от прямых ответов, при этом намекая специалисту из комитета, как он правильно мыслит. Не только вор должен сидеть в тюрьме, но и любой мужчина, если только у него есть мужской орган, может тоже отсидеть за изнасилование. Для этого порой хватает одного желания такого следователя, как Сунин. Выражаясь его языком, если вы еще не сидите, здесь не ваша заслуга, а наша недоработка!

В заключение липецкого эксперта я был удивлен сразу несколькими вещами. Сначала тем, что эксперт вводил в отверстие девственной плевы только один указательный палец и не писал, а пытался ли он вводить два пальца, сложенных вместе. Он не измерил также окружность своего пальца и его диаметр и не указал в письменной форме. Я, молодым экспертом, прямо в суде попался на таком просчете. В экспертизе я утверждал, что отверстие девственной плевы пропускает кончик мизинца, что это, мол, маленькое отверстие. Вот, так, дескать, выкуси адвокат – с чувством победы смотрел я на него. Виталий Федорович, адвокат, о котором я уже упоминал здесь, по фамилии Сюзьмин, попросил меня показать мизинец. Тогда он в ответ показал свой – короткий, толстый, который оказался в два или даже в два с половиной раза толще моего и, с издевкой и ехидством в голосе, спросил у судьи:

– Товарищ судья! О каком отверстии идет речь? Диаметр? Я думаю, мы не ширину ноздрей проверяем, где можно ковыряться мизинцем!

Вот, с тех самых пор, после обследования любой девушки, я указывал какие у нее размеры, переводя их в сантиметры.

Экспертизу подозреваемого липецкий эксперт не проводил. Но каково же, ко всему, у меня появилось удивление, когда я прочитал, что заключение исполнил и подписал судебно-медицинский эксперт – Огуля.

«О-гу-у-ля-я-я!» – повторил я мысленно. Тут уж точно я мог насладиться горьким юмором по Задорнову. Я развил ужасную мысль для себя, что такой врач может давать «огульные» заключения, сделанные «огульно», то есть недостаточно обоснованно. В старом значении слово трактуется – охватывающий всех поголовно, то есть бери любого мужчину и сажай его, на кого укажет хитрая бестия Маскаева. То есть, само слово «огульный», значит, касающийся всех, всего подряд, без разбора, основанное на поверхностном ознакомлении с событиями или с материалами дела.

Когда сегодня я пишу свои строки, Михаила Задорнова с нами уже нет. Я не знаю, смог ли бы он увидеть во всем этом смешное. Но я предчувствовал, чем дальше развивалась история, тем трагедия становилась все ближе. Я думал, как найти способ, чтобы выскочить из страшной ситуации. Но я не так уже был ловок, чтобы покинуть паровоз на полном ходу, когда кочегар Сунин бросал уголь в топку совок за совком. Поэтому