проявиться заинтересованный следственный комитет, где рука руку моет, или сама потерпевшая. Дочь и мать продолжали проживать в Липецке. Адвокату Лехе удалось установить, что они снимали одну квартиру, трешку, вместе с Огулей и делили с ним между собой комнаты. Теперь я понял, что Сунин тоже обо всем знал, и поэтому назначил экспертизу мне, чтобы не возникло в суде вопросов.

21

– Это опять я. Я готов слушать вас! – говорил Огуля, и я безошибочно узнал его голос. Ему достался голос ребенка.

– Скажите мне, дорогой доктор, – с дальним прицелом начал я, отложенный до сего момента, разговор. – Вы вводили один палец? Два пальца ввести вы даже не пытались?

– Ну… да… – неуверенно, с остановками и паузами ответил Огуля.

– Вы описали «надрыв»? Потом назвали его «разрывом»? – тут я его подводил к опасной черте, потому что разница, на первый взгляд, в простых понятиях существенно могла изменить ход событий для подозреваемого и суть самого заключения, соответственно, и выводов.

– Мы смотрели девочку вместе с заведующим. Он помогал в описании и формулировке заключения. Его просили из комитета неформально отнестись к обследованию девочки, Маскаевой! – вот так Огуля поспешил найти для меня веские аргументы в пользу своих записей, чтобы я не очень хорохорился и зазнавался.

– Но экспертизу вы подписали один! И несете личную уголовную ответственность за дачу заведомо ложного заключения! – ловил я его на неточностях, когда говорил про «надрыв», а скорее, брал прямо за ахиллесову пяту.

– Да, ну что вы хотите сказать? Это же так! Все, как было на самом деле! – он говорил уже уверенно, набирал силу духа, ведь ничего особенно, по его мнению, не случилось.

Он был еще неопытный и не готовый эксперт к таким диалогам, потому что, опытный врач давно бы уже бросил трубку и послал бы меня куда подальше, например, «на хутор бабочек ловить». Я любил упомянутое выражение. Для него я был никем, вообще мог оказаться посторонним человеком. Документов, удостоверяющих мою личность, я ему не представлял, впрочем, как и принадлежность к Пензенскому областному бюро. Да и не мог, у нас с ним происходила не видеосвязь. Но я чуял, что его что-то беспокоило и тревожило, мучило и угнетало уже второй месяц. Напряжение росло, потому что дело ушло в Пензенскую область. Ведь в Липецке у них уже все схвачено, подумал я, раз он мог писать для следователя такую чушь.

И я оказался мыслями, словно не в Центральной России, а где-то там, где рождается оплот безудержного и увеселительного разгула и произвола правосудия.

– Видите ли, дальше вы написали в выводах, что «разрыв», а не «надрыв», – я опять подчеркнул фальсификацию лишний раз, – образовался от возможного воздействия напряженного полового члена. – И тут я решил взять его на пушку, услышать признания, рассчитывая на неожиданность и на дурака. Продолжил свою речь монотонно, как будто читал заключение Огули прямо по тексту: – «При введении полового члена во влагалище»… Но такое невозможно, господин Огуля! – заключил я последними словами всю предыдущую речь.

– Но ведь он мог пытаться ввести его! И обозначить тем самым «разрыв» или «надрыв»! – заплетался голос собеседника в телефонной трубке. Огуля претендовал на роль специалиста и профессионала в такой серьезной деятельности человека, как судебная медицина.

– Но ведь вы написали, что проходит только ваш указательный палец!?.. Впрочем, спасибо за исчерпывающий ответ! Я благодарен вам, что уделили мне столько времени…

– Но здесь нет таких строк, – Огуля, наверное, перевернул страницу, где увидел продолжение текста его заключения и начал кричать в трубку: – «при введении полового члена во влагалище»… С чего вы это взяли?

Я прервал дальнейший разговор, понимая, что ничего другого я уже не услышу.

Девственность в физиологическом смысле – состояние женского организма до момента первого сексуального контакта. А девственница – девушка, женщина, не имевшая половых отношений, сохранившая невинность и целомудрие.

Я допускал, что отец Маскаевой Ирины мог в пьяном угаре прижимать к ее гениталиям свои половые органы и произвести «надрыв», о котором я писал в заключение, но такой механизм встречался крайне редко за всю историю судебной медицины. Хотя судебной медицине всего триста лет, но и тут немалый срок для накопленных знаний.

Следователь Сунин делал однозначный упор, что речь идет об изнасиловании и только – об изнасиловании. У меня, как у специалиста, посвятившего много лет судебной медицине, все вызывало огромное сомнение. Я был уверен, что у дочери Маскаева никогда не происходило полового сношения с отцом в классическом его представлении. Более того, я становился уверенным, что у нее вообще не было ни с кем сексуального контакта.

Самого Маскаева мне везли очень долго. Главное, как сказал следователь, уложиться в срок. То есть он оставался уверенным, мы с ним идем в одном направлении и сроки расследования, конечно, не будут нарушены.

Но все шло к тому, что приближалось время истины, и мне придется, в любом случае, озвучить ее. Я понимал и осознавал, она не станет устраивать следственный комитет.

Вообще, сам 2016 год начался для меня не совсем хорошо, может потому, что он был високосным… 31декабря, накануне нового года, я так много работал, что к праздничному столу и к бою курантов не успел. Хотя последнее время не любил шумных компаний и рано ложился спать… Дети выросли, и теперь новый год мы отмечали иначе. Время делает людей другими, если отсутствует в них стержень жизни, и мир вокруг становится не таким, каким они видели его раньше. Вот так велика сила желания и прелести от Лукавого. И если, кто их принимает, меняются в другую, но не в лучшую сторону…

Когда-то бывшая, а тогда еще настоящая жена, мне часто говорила, упрекая, что я всего боюсь, а другие давно и беспрепятственно «делают жизнь». И потому живут лучше нас. Я даже не знал, что ответить, потому не спорил с глупостью. Она учила и разъясняла мне, мол, простую истину, как могут быть и волки сыты и овцы целы. А я всегда знал, что она недопонимает сути иносказательного выражения. И я чурался ее, как недоумка. Потому что в судебной медицине такого никогда не может быть, и не должно стоять даже рядом. Хотя, и среди нас появились созидатели условий для компромисса. И вот, когда у меня все станет плохо, то сын, которого мы с ней воспитывали и поднимали, вырастит из маленького комочка, напоминавшего кутенка, не в красивого волка свободной честной стаи, а станет кем-то другим. И произнесет страшные слова, не те, что