Девушка сказала это так резко и твердо, что Лариса невольноосеклась.

– Ничего не нужно. Я не буду его искать.

– И ты это так оставишь? Тебя же изнасиловали, ты этопонимаешь? Тебя лишили девственности, да еще и беспомощным состояниемвоспользовались. Это же уголовная статья! Сегодня же пойди в милицию и напишизаявление, слышишь?

– Нет. Никуда я не пойду. Спасибо вам за участие. Досвидания.

Она повернулась и пошла прочь.

– Погоди! – крикнула ей вслед Лариса. – Ты жебез пальто!

Девушка молча вернулась в здание и через несколько секундвышла на улицу уже в пальто. Так же молча прошла мимо Ларисы и исчезла заповоротом.

Вот и все. Как же ее звали? Нет, Лариса не вспомнит. Дажеесли обратиться в консультацию, то медицинскую карту теперь не найдешь. Стольколет прошло, карта наверняка уже уничтожена. Да и консультации этой скорее всегоуже нет, за двадцать семь лет столько изменений всяких произошло…

Но трое молодых веселых студентов, один из которых сталмужем Ларисы, наверняка знают, кто эта девушка и где ее искать.

* * *

Немного поразмыслив, Лариса Томчак пришла к выводу, что всене так просто, как ей показалось с самого начала. Она была весьма хладнокровнойженщиной и никогда не пыталась сама себя обманывать, поэтому быстро сообразила,что воспользоваться состоянием опьяневшей и крепко спящей девушки мог ктоугодно в той новогодней компании, в том числе и один из троих друзей. Думать отом, что это мог сделать и сам Томчак, было неприятно, но исключать такуювозможность Лариса не могла. Конечно, самым идеальным вариантом было бы точноустановить, что это сделал Стрельников, вот тогда можно было бы наконецсвернуть ему шею и расквитаться за все, что ей пришлось вытерпеть из-за егодружбы со Славой. Но как бы там ни было, спрашивать о девушке в белом свитере умужа нельзя. Если несчастную девочку изнасиловал кто-то из троих друзей, толкуот таких расспросов не будет, нечего и пытаться. Слава назовет ее имя только втом случае, если они ко всей этой истории отношения не имеют и вообще не знаюто ней. Надо бы все-таки постараться и вспомнить ее фамилию.

Лариса была уверена, что сможет вспомнить имя, если ей егоназовут. Сколько лет было девушке? Она сказала – девятнадцать. Значит,второй-третий курс, скорее даже второй. А что, если попробовать узнать винституте? Она подумала, что в институте, как правило, дружат группами, значит,девушка скорее всего училась в одной группе со Славой, Геной и Володей. Ужелегче. Только вот дадут ли в институте такую справку? Списки студентов хранятсяв архиве, и мало кто захочет за просто так копаться в старых пыльных бумагах.

Купив огромную коробку конфет и бутылку дорогого коньяка,она отправилась в деканат института, который в 1972 году закончили Томчак,Леонтьев и Стрельников. Получить нужную информацию оказалось вовсе не таксложно, как она предполагала, конфеты и коньяк оказались действеннее самыхслезных и красноречивых просьб, и уже часа через два Лариса получила списокстудентов того курса, на котором в 1969 году учился ее муж. Она хорошоподготовилась к походу в деканат и заранее подумала о том, что девушка могла ине заканчивать институт вместе со всеми, если решила рожать ребенка и бралаакадемический отпуск. Поэтому спрашивать следовало не списки выпускников, средикоторых ее могло и не оказаться, а более ранние списки, например, второго илидаже первого курсов. Кроме того, Лариса по собственному институтскому опытузнала, что если на последнем курсе начиналась специализация, то группыпереформировывались, и студенты, первые три или четыре курса отучившиеся водной группе, на последнем году обучения оказывались в разных группах.

Получив требуемые списки и отыскав глазами знакомые фамилии,Лариса убедилась, что все трое друзей – Томчак, Леонтьев и Стрельников –учились в группе номер четыре, и стала внимательно вчитываться в женские имена.Имя девушки в белом свитере вспомнилось легко, как только Лариса наткнулась нафамилию Цуканова. Да, конечно, именно Цуканова. Надежда Романовна Цуканова. Ещетогда, двадцать семь лет назад, она отметила про себя, что зовут пациентку также, как директора медучилища, которое заканчивала сама Лариса, та тоже былаНадеждой Романовной.

Значит, Цуканова Надежда. Что ж, уже легче. Фамилия не оченьраспространенная, год рождения есть, имя-отчество тоже. Можно попытаться.Конечно, очень не хочется, чтобы виновником той некрасивой истории оказалсяТомчак. Может быть, лучше вообще не знать об этом? Они прожили в браке двадцатьчетыре года, прожили хорошо, почти без ссор, правда, детей не было, но всеравно брак их был крепким, устойчивым и по-человечески теплым… Стоит лирисковать всем этим ради призрачной надежды «удавить» ненавистного ВолодюСтрельникова?

Стоит, решила Лариса. Всегда лучше знать правду.

* * *

Письма, обнаруженные на даче у Томчаков, привели следователяОльшанского в полное изумление. Это была не любовная переписка, а скорее, таксказать, ознакомительная.

«Добрый день, Людмила!

Ваш адрес мне дали в агентстве «Купидон». Несколько слов осебе: мне 42 года, я был когда-то женат, но неудачно, детей у меня нет. Всюжизнь я искал женщину, которая соответствовала бы моему идеалу: ласковую,спокойную в жизни, но необузданную в любви. К сожалению, мне пока не везло, ноя надеюсь, что встреча с вами станет праздником, которого я так долго ждал. Вагентстве мне сказали, что вы хотели бы познакомиться с мужчиной не моложе 35лет, который готов к сексуальным экспериментам. Хочу верить, что этим вашимтребованиям я полностью отвечаю. Посылаю вам свою фотографию. Теперь решение завами.

Николай Лопатин».

Два других письма были точно такими же по содержанию,отличаясь только некоторыми деталями и подписью.

– Ничего себе, – присвистнула Настя, когдаОльшанский показал ей письма, вернее, их ксерокопии, потому что сами письманаходились на экспертизе. – Выходит, мадемуазель Широкова пользоваласьуслугами брачного агентства. Интересно, зачем? Судя по рассказам ее знакомых,она не страдала от отсутствия внимания со стороны мужчин. Скромницей она тожене была, и на такое внимание всегда с готовностью откликалась. Может, ей замужочень хотелось, а никто не брал, все только постелью ограничивались?

– Может быть, – кивнул Ольшанский, – если быне одно «но». Посмотри на дату письма, которое прислал некто Дербышев.

Настя взяла письмо, и брови у нее полезли вверх. Письмо былодатировано сентябрем. К этому времени Мила Широкова уже жила со Стрельниковым идаже была обвенчана с ним.

– Ничего не понимаю. Неужели она была настолько неуверена в своих отношениях со Стрельниковым, что готовила запасные варианты?

– Вот и я о том же. Ты вдумайся: Стрельников радиШироковой за каких-нибудь два-три месяца делает то, чего не сделал за два годаради Любы Сергиенко: подал на развод с женой Аллой Сергеевной и затеялвенчание, пусть и чисто символическое и бессмысленное с точки зрения гражданскогоправа, но все-таки чрезвычайно значимое с точки зрения души. Это ли несвидетельство серьезности его намерений? Дальше уж, по-моему, просто некуда. АШироковой все неймется. Как ты это объяснишь?