(ныне — ​площадь Гагарина); в июне 1946‑го его распределили в систему спецтюрем 4‑го спецотдела МВД, а в сентябре он трудился в закрытом конструкторском бюро из типа тех, что называли «шарашками», при авиамоторном заводе в Рыбинске. Потом его перевели в «шарашку» в Загорске, а в 1947‑м — ​в Марфине. Работа в Марфине легла в основу романа «В круге первом». Своим альтер эго в этом романе Солженицын вывел Глеба Нержина, а прототипами Дмитрия Сологдина и Льва Рубина стали его сокамерники Дмитрий Панин и Лев Копелев.

В августе 1950 года писателя направили в Степлаг, в особый лагерь в Экибастузе. На севере Казахстана он провел треть своего срока. Лагерную жизнь он описал в рассказе «Один день Ивана Денисовича».

В Казахстане у Солженицына обнаружили семиному и там же, в лагере, прооперировали. В спасении от смертельной болезни писатель увидел промысел Божий и истолковал его так, что ему дана отсрочка, чтобы рассказать обо всех бедствиях русского народа начиная с 1917 года.

13 февраля 1953‑го Солженицын вышел из лагеря, но его сослали в село Коктерек Джамбульской области. Раковая опухоль дала метастазы, и писателя отправили в Ташкент на лечение. История болезни и исцеления легли в основу романа «Раковый корпус».

Так, под давлением страшных военных и тоталитарных обстоятельств складывалась судьба, а с ней концентрировался и опыт, позволивший Солженицыну сказать о себе: «Я — ​не я, и моя литературная судьба — ​не моя, а всех тех миллионов, кто не доцарапал, не дошептал, не дохрипел своей тюремной судьбы, своих лагерных открытий. Как Троя своим существованием все-таки не обязана Шлиману, так и наша лагерная залегающая культура имеет свои заветы»[189].

В 1953 году умер Сталин, а в 1954‑м вышла повесть И. Г. Эренбурга «Оттепель», название которой стало символом целого десятилетия. После смерти вождя оживилась интеллектуальная, политическая и социальная активность. В 1956 году на ХХ съезде КПСС Н. С. Хрущёв выступил с «Докладом о культе личности и его последствиях». И активное население страны, и зарубежные политики, и русские эмигранты — ​все надеялись на начало свободной жизни.

В 1961 году Солженицын передал главному редактору журнала «Новый мир» А. Т. Твардовскому рассказ о жизни заключенного «Щ‑854». Твардовский под впечатлением от текста пригласил автора в Москву.

Как указывает в биографии Солженицына Л. И. Сараскина, Твардовский вопрос о публикации согласовывал с Хрущёвым, и последний колебался: «Не хлынет ли вслед за “Одним днем” поток других дней других авторов?»[190]. Твардовский возражал, что художественный уровень рассказа таков, что сам по себе является заслоном, позволяющим не допустить произведения на ту же тематику. В итоге Хрущёв разрешил, и в 11‑м номере журнала «Новый мир» за 1962 год вышел «Один день Ивана Денисовича»: Твардовский предложил изменить первоначальное название «Щ‑854». Общий тираж журнала с допечатками составил 100 тыс. экземпляров, но его не хватило даже на день продаж. Рассказ сразу же перевели на другие языки.

Сараскина пишет, что, когда курьер принес сигнальный номер «Нового мира», Солженицын был у Твардовского в гостях, и последний порхал по комнате: «Птичка вылетела! Птичка вылетела!.. Теперь уж вряд ли задержат! Теперь уж — ​почти невозможно!» Решетовская вспоминала, что, вернувшись домой, Солженицын сказал: «Взошла моя звезда!»[191]. Через месяц после публикации «Ивана Денисовича», 30 декабря 1962 года, Солженицына приняли в Союз писателей СССР.

Об эффекте публикации свидетельствует такое воспоминание Бродского: «“Один день Ивана Денисовича” я прочел, как только он был напечатан. Не могу опять не вспомнить слова Ахматовой. При ней как-то говорили об “Иване Денисовиче”, и один мой друг сказал: “Мне эта вещь не нравится”. Ахматова возмутилась: “Что за разговор — ​“нравится”, “не нравится”? Да эту книгу должна прочесть вся страна, все двести миллионов жителей!” Иначе не скажешь, да?»[192].

Солженицын стал получать множество писем от бывших заключенных, в которых они повествовали о своем трагическом опыте репрессий. Эти письма лягут в основу произведения «Архипелаг ГУЛАГ».

После «Ивана Денисовича» уже в первом номере «Нового мира» за 1963 год были опубликованы «Матрёнин двор» (первоначальное название «Не стоит село без праведника»)[193] и «Случай на станции Кречетовка» (первоначально «Случай на станции Кочетковка»). Слава Солженицына росла.

Он познакомился с Ахматовой. Л. К. Чуковская вспоминала, что, когда она пришла однажды к поэтессе, та «сразу заговорила о Солженицыне, с которым познакомилась накануне (через Л.3. Копелева). — ​Све-то-но-сец! — ​сказала она торжественно и по складам. — ​Свежий, подтянутый, молодой, счастливый. Мы и забыли, что такие люди бывают. Глаза, как драгоценные каменья. Строгий, слышит, что говорит. (“Слышит себя”, “слышит, что говорит” — ​это высокая похвала в ее устах)». Анна Ахматова опасалась за него: «Я ему сказала: “Знаете ли вы, что через месяц вы будете самым знаменитым человеком на земном шаре?” — ​“Знаю. Но это будет недолго”.— “Выдержите ли вы славу?” — ​“У меня очень здоровые нервы. Я выдержал сталинские лагеря”.— “Пастернак не выдержал славы. Выдержать славу очень трудно, в особенности позднюю”… О, Лидия Корнеевна, видели бы вы этого человека! Он непредставим. Его надо увидеть самого, в придачу к “Одному дню з/к”»[194]. Почему Ахматова назвала славу страшной? Потому что слава направляет все взгляды на тебя, и не все они любящие и понимающие, а человек устроен так, что противостоять им в одиночестве страшно, и легче пойти на попятную, пусть и против собственной совести. Но Солженицыну было что противопоставить: даже когда он был один — ​он не был один, он был голосом миллионов.

Бродский в интервью «Искусство поэзии» так свидетельствует о читательском и, в частности, о своем интересе к творчеству Солженицына, произведения которого еще только становились известны: «В конце шестидесятых я читал почти все вещи Солженицына, которые тогда ходили по рукам в машинописных копиях, — ​их было пять или шесть. “ГУЛАГ” еще не был опубликован на Западе, “Август Четырнадцатого” только-только стал появляться в самиздате. Прочел я солженицынские “крохотки” — ​стихотворения в прозе, они меня разочаровали. Но ведь не в поэзии его главная сила, да?»[195].

Охлаждение властей началось в 1962–1963 годах. Великий немецкий писатель Г. Бёлль пишет в эссе «Нужно всегда идти дальше» о взаимосвязи социально-политических процессов и творчества Солженицына: «Ведь и процесс, называемый “десталинизацией”, начался в 1956 году в самом Советском Союзе, а “литературным сигналом” его начала стала публикация “Одного дня Ивана Денисовича”, состоявшаяся по инициативе Твардовского и с одобрения, а может, даже при активном содействии Хрущёва. Открылся шлюз, который вскоре вновь оказался