узником ГУЛАГа, и что, когда в 1958 году Бориса Пастернака вынудили отказаться от награды, он «корчился от стыда за него как за себя».

Ростропович, в то время приютивший на своей даче в Жуковке под Москвой Солженицына, рассказывал о реакции писателя на отказ Пастернака от премии: «Солженицын просто негодовал на позорное, трусливое его поведение, на это дурацкое письмо-отречение, которое позволил себе Пастернак! “Их” ведь не нужно бояться — ​покажешь, что боишься — ​и пропал! <…> Нет! Александр Исаевич не жалкий интеллигент. Он действительно объявил войну за правду и сумел отстаивать ее! Готов был действительно на смерть за нее!»[203].

По сведениям Солженицына, его первым номинатором стал французский писатель Франсуа Мориак, инициатива которого нашла широкий отклик в западном обществе. Развернулась беспрецедентная кампания по сбору подписей среди интеллектуалов со всего мира в поддержку кандидатуры Солженицына. Например, французское общество «Искусство и прогресс» в июне 1970 года направило более 30 советским писателям письма с просьбой поддержать это предложение. Вот как авторы письма, подписанного именем генерального секретаря общества Терезы Баскэн, обосновывают кандидатуру: «Солженицын продолжает наилучшие традиции русской литературы. В романах “Один день Ивана Денисовича”, “Раковый корпус”, “В круге первом”, в “Матрёнином дворе”, “Крохотках” и других рассказах и пьесах он концентрируется на том, что в человеке есть человеческого, на проблемах глубины, гуманности, справедливости. Его произведения очень художественно и точно отражают духовный облик русского народа. Его стиль — ​своеобразный и живой, достоин самых выдающихся прозаиков нашего времени. Творчество Солженицына заслуживает всемирного признания — ​Нобелевской премии по литературе»[204]. Известен, в частности, ответ писателя Сергея Михалкова: «Мадам. Вы просите меня… поделиться с Вами своими соображениями по поводу Вашей инициативы выдвижения кандидатуры А. Солженицына на соискание Нобелевской премии. Лично я считаю эту инициативу не чем иным, как очередной провокацией, направленной против советской литературы и ничего общего не имеющей с подлинной заботой о развитии литературы»[205].

Власть СССР травила Солженицына, как и Пастернака, но ситуации 1958 и 1970 годов принципиально отличались качественным несовпадением человеческих характеров преследуемых писателей. На место рефлексирующего интеллигента заступил человек, прошедший школу следственных изоляторов, лагерей, шарашек и «раковых корпусов». Этот человек не просто держал удар, но и сам отважно нападал.

Профессор Калифорнийского университета в Беркли Яков Малкиель номинировал Солженицына на Нобелевскую премию дважды: в 1969‑м и 1970‑м. Помимо Солженицына, в 1970 году выдвигали еще 75 писателей, среди которых Хорхе Луис Борхес, Макс Фриш, Гюнтер Грасс, Грэм Грин, Альберто Моравиа, Пабло Неруда, Генрих Бёлль и Владимир Набоков (выдвигался уже в седьмой раз). Даже оказаться в одном ряду с такими великими именами — ​большая честь.

В октябре 1970‑го Солженицына объявили лауреатом Нобелевской премии с формулировкой «за нравственную силу, с которой он продолжил извечную традицию русской литературы».

Телеграмма о присуждении Нобелевской премии пришла в Рязань, где Солженицын тогда проживал. Но именно в это время писатель уехал в Подмосковье. В мемуарном произведении «Бодался телёнок с дубом» Солженицын вспоминал: «А тут премия — ​свалилась, как снегом веселым на голову!.. Пришла — ​прорвалась телефонными звонками на дачу Ростроповича. Век мне туда не звонили — ​вдруг несколько звонков в несколько минут. Неразвитая, даже дураковатая женщина жила в то время в главном доме дачи, бегала за мной всякий раз, зная меня под кличкой “сосед”, и за руку тянула, и трубку вырывала:

— Да вы что — ​с корреспондентом разговариваете? Дайте я ему расскажу — ​квартиры мне не дают!

Она думала — ​с корреспондентом “Правды”…»[206].

На поздравления Шведской академии Солженицын ответил: «Вашу телеграмму получил, благодарю. В присуждении Нобелевской премии вижу дань русской литературе и нашей трудной истории»[207]. Несмотря на давление со стороны властей, писатель не отказался от награды, видя в ней не только дань своему мастерству, но и возможность обратить внимание всего мира на темы, которые он раскрывал.

Солженицын опасался, что, если покинет СССР, то обратно его уже не пустят, и потому лично на церемонию вручения в 1970 году не поехал. Нобелевскую лекцию он написал в конце 1971 — ​начале 1972 года к ожидаемому вручению премии в Москве, которое также не состоялось: ученому секретарю Шведской академии Карлу Рагнару Гирову, который должен был вручить премию, не дали визу.

Написанную лекцию тайно переслали в Швецию. Там ее напечатали в 1972 году на русском, шведском и английском языках и разместили в официальном сборнике Нобелевского комитета. Одновременно ее распространил советский самиздат. На западе многократно ее издавали, на Родине впервые напечатали только в «Новом мире» в 1989‑м.

7 января 1974 года на заседании Политбюро ЦК КПСС Солженицына обвинили в антисоветской деятельности за «Архипелаг ГУЛАГ». В феврале по указу Президиума Верховного Совета СССР писателя лишили советского гражданства и насильственно депортировали из страны. Непосредственной причиной высылки стала публикация в Париже 28 декабря 1973 года книги «Архипелаг ГУЛАГ». 13 февраля писателя доставили во Франкфурт-на-Майне на самолете. Там в аэропорту Солженицына, помимо журналистов, встретил сотрудник германского МИД Петер Дингенс, который отвез писателя в дом Г. Бёлля под Кёльном. Через два дня Солженицын уехал в Цюрих, а 29 марта 1974 года к нему приехала семья. В Цюрихе они оставались до отъезда в Вермонт.[208]

14 февраля 1974 года появился указ об изъятии всех книг Солженицына из магазинов и библиотек. Издания уничтожались. 29 марта семья улетела вслед за Солженицыным.

В своей депортации писатель увидел и новые возможности, о чем написал в «Бодался телёнок с дубом»: «…свое состояние в Европе я уже с первых часов, с первых минут понял как деятельность, не стесненную наконец: 27 лет писал я в стол, сколько ни печатай издали — ​не сделаешь, как надо. Только теперь я могу живо и бережно убрать свой урожай»[209].

К «уборке урожая» относилось и получение Нобелевской премии, с присуждения которой прошло уже четыре года. 10 декабря 1974 года король Швеции передал писателю диплом и золотую медаль лауреата, а несколькими часами позже со ступеней Голубого зала Стокгольмской ратуши, где состоялся традиционный нобелевский банкет, Солженицын произнес свою благодарственную речь, видеозапись которой в течение нескольких лет воспроизводилась на встречах нобелевских лауреатов перед 10 декабря, устраиваемых Нобелевским фондом в одном из залов «Гранд-отеля» для их первого знакомства друг с другом.

В речи Солженицын подчеркнул личное значение этой награды: «Нахожу, однако, и особое преимущество в том, чтобы ответить на присуждение Нобелевской премии лишь через 4 года. Например, за 4 года можно испытать, какую роль