быстро поднялся наверх. В стене было много выемок, выступающих кирпичей, что здорово помогало. На сторожевом ходе лег, прислушался. На соседней башне продолжали разговоры разговаривать. Сразу вспомнились ночные вахты на судах в открытом море, когда не было автопилотов. Обычно все четыре часа болтаешь с матросом-рулевым за жизнь. Через пару месяцев знаешь о нем почти всё, как и он о тебе.

Я переполз на противоположный край сторожевого хода, закрепил там якорёк надежно, заведя веревку за зубец, спустился на внутренний склон вала, который был более пологим, градусов двадцать пять, поэтому намного шире. Наверное, его поливали, потому что был покрыт травой. В одном месте я вляпался левой ногой во что-то не слишком сухое. По специфичному аромату определил, что это коровья лепёшка. Наверное, согнали в город скот со всей округи, и теперь это сказывалось. Долго тер подошву кожаного башмака без каблука о сухую землю, избавляясь от навоза. По народной примете это к деньгам. Судя по тому количеству, сколько налипло на мою обувь, к деньжищам.

У подножия холма стояли галеры. Наверняка их затащили сюда, узнав о приближении ассирийской армии. Держат на всякий случай. Смять находившихся на берегу наших союзников будет нетрудно. Я не видел среди них отважных вояк. Скорее, таких же героев, как те, что собирались отстоять Сидон. Двигаясь от одной галеры к другой плавно и в рваном ритме, как привидение, я направился к воротам. Так труднее и медленнее перемещаться, зато безопаснее. Народ нынче избыточно суеверный, а по ночам и вовсе зашуганный. Если меня кто-то увидит, примет за нечистую силу, с которой лучше не связываться. По пути отметил, что в обеих башнях, мимо которых проскользнул, двери открыты. Наверное, чтобы был сквозняк. Воздух в каменных помещениях за день нагреваются сильно. К ночи в них жуткая духота.

Внутренние ворота шириной метра три с половиной были приперты кольями, но не закрыты на засов — длинное сосновое бревно, стоявшее прислоненным к стене правой башни, с которой доносился тихий говор. Кто-то что-то рассказывал монотонно или молился. Я убрал гладкий, захватанный руками кол, который удерживал левую створку, шершавую, сухую. Она малость подалась наружу, приоткрывшись с тихим скрипом. Я присел, прислушался. Бубнёж наверху не умолкал. Медленно потянул створку еще немного на себя. Опять скрипнула, но тише. Подпер ее колом, чтобы не открылась больше, и протиснулся в щель. Внутри было темно, сухо и воняло навозом. Может быть, это запах принес я на подошве башмака. Двигаясь осторожно, переставляя ноги только после того, как убеждался, что впереди нет препятствий, прошел вдоль левой стены до внешних ворот. По пути не попалось ничего. Только возле ворот стояло несколько корзин с камнями того размера, которые обычно кидают со стен в штурмующих. Створки открывались наружу и были заперты на два толстых бруса. У правой стены стояли еще пять корзин с камнями. Не знаю, зачем они здесь. Может быть, чтобы не загораживали сторожевой ход или улицу. Так понимаю, эти ворота не завалили камнями и землей потому, что не боялись нападения с этой стороны и на тот случай, если мы ворвемся в город. Тогда Цидка и его окружение, кому хватит места на галерах, оставят на расправу полезных идиотов, поверивших им, и отправятся искать других таких же.

Я вышел из тоннеля, медленно прикрыл левую створку внутренних ворот, которая недовольно скрипнула, и подпер ее колом. На этот раз наверху насторожились. Я услышал, что, если смотреть со стороны моря, в левой башне по каменной лестнице спускаются люди, метнулся к ближней галере, лег на мягкую теплую землю возле ее пахнущего битумом борта, который обращен к валу. Вышли двое. У одного в руке был небольшой горящий факел. Держа копья наготове, подошли к воротам. Факелоносец ударил ногой правую створку, его спутник толкнул ее рукой. В тоннеле гулко отозвалось эхо. Воины обменялись, судя по веселым голосам, остроумными мнениями об эхе или своих страхах и вернулись в башню, потушив перед входом факел, повертев его в пыли.

Я медленно и плавно вернулся к неохраняемой башне. Когда поднимался по склону, ступал осторожно, чтобы не нарваться на ту же примету во второй раз. Зачем мне много денег⁈ Те, что есть, не успеваю тратить.

33

Синаххериб не сразу поверил в возможность того, что я предложил. Он привык, что города берутся после продолжительной осады, гигантских объемов земляных работ и с большими потерями среди воинов, не говоря уже о пленниках. Обычно невозмутимый шарр Ассирийской империи приказал рабу наполнить вином, захваченным в Сидоне, серебряную чашу и медленно осушил, глядя на меня поверх нее.

— Ты уверен, что сможешь сделать это? — с сомнением задал он вопрос.

— Никогда нельзя сбрасывать со счетов, что какая-нибудь случайность помешает, но, если не произойдет такое, должно получиться, — сказал я. — В худшем случае ты потеряешь пару сотен воинов, а враг намного больше.

— Ладно, я выделю тебе людей и отдам приказы туртанам, чтобы были готовы к ночному штурму, — решился Синаххериб, глядя на меня так, будто пытаюсь втюхать ему настойку для повышения потенции.

Сразу после захода солнца на стоянку галер наших союзников прибыли две сотни человек, которые несли свои доспехи и оружие, спрятанными в корзинах и свертках. Якобы доставили припасы морякам и задержались там. Вслед за ними пришел и я с десятком специально отобранных воинов, молодых и ловких. Я предупредил экипажи галер, что ночью могут пригодиться при нападении на город. Кто примет участие, у того будет шанс захватить богатейшие трофеи. Меня выслушали внимательно и согласились, потому что я говорил с ними от имени Синаххериба, которому лучше не перечить, однако нетрудно было догадаться, что сильно сомневаются, что будет нападение и уж тем более — трофеи. Как бы там ни было, все приготовились к бою, а некоторые даже спать не ложились, сидели у костров.

Первым ушел я с десятью «апостолами». Оставил их лежать на краю обрывистого склона неподалеку от внешней стороны городского вала и неохраняемой башни. Поднялся на стену с помощью «кошки» и тут же закрепил принесенный, толстый канат с мусингами, чтобы помощникам было легче последовать за мной, когда позову. Затем спустился внутрь города и прошел мимо галеры до ближней башни.

Дверь в нее была нараспашку. Внутри сильный запах сгоревшего оливкового масла, На нижнем ярусе стояли, как я понял, ощупав, высокие стопки пустых корзин, сплетенных из прутьев. На следующий вели каменные ступеньки. Это хорошо, потому что не скрипят, хотя