и вовсе покажутся полной чушью. Я пытаюсь сплюнуть пыль, каким-то образом оказавшуюся на зубах и заскрипевшую. Не получается, потому что во рту пересохло. По моим прикидкам передние колесницы уже добрались до наших ловушек, но все еще катят вперед. Вдруг замечаю, как падает лошадь, утягивая за собой колесницу, из которой выпадает экипаж под колеса соседней, потом сразу несколько, и еще, и еще…

В нашем лагере надрывно воют трубы и гулко бьют барабаны. Фаланга, как бы пошатнувшись, начинает двигаться вперед. Она кажется монолитной, неразделимой на отдельных воинов, хотя легко различаю шлемы, по большей части полусферические, но хватает и островерхих. Лучники, прихватит щиты, убегают на фланги, а пращники и метатели дротиков мчатся к свалке из поломанных колесниц, чтобы расправиться с экипажами, пока не пришли в себя и к ним не доспела помощь.

— Вперед! — командую я в первую очередь себе и бью Буцефала шпорами в упругие бока.

Мое движение передается влево, вправо, назад. Всадники догоняют меня, скачут рядом, образуя кривоватую шеренгу. Краем глаза замечаю, что и левый фланг пошел в атаку. Мы огибаем поломанные колесницы и атакуем вражеских пехотинцев, которые бегут им на помощь, не держа строй. Буцефал сбивает одного бронированной грудью, а я колю пикой второго, попав под обрез шлема. Третий успевает в последнее мгновение поднять щит. Наконечник пики пробивает кожу и застревает в дереве. Я отбрасываю пику, выхватываю саблю. Не хочешь погибать от колотой раны, будешь рассечен — и делаю это, снеся пехотинцу голову в кожаном шлеме. Тут же четвертому укорачиваю по локоть руку, в которой он держит хопеш, намериваясь изувечить Буцефала. Я бью коня шпорами, заставляя прыгнуть вперед, сбить грудью еще одного вражеского воина, и сам работаю саблей вперед, направо и иногда, привстав на стременах, налево. Этим оружием у меня лучше получается.

Вроде бы пару минут назад возле меня была толчея, и вдруг она начала стремительно рассасываться. Во время боя я редко замечаю, когда вражеская армия ломается психологически, не до того. Действуешь на автомате, мозги отключаются. Чувствуешь только усталость в руке, которая становится все тяжелее, и болезненные или слишком звонкие удары. Несколько раз мне заехали по прозрачному забралу, удивившись, наверное, почему стекло не разлетелось вдребезги. По броне на теле и ногах попадало еще чаще. Обычно потом раздеваюсь, разглядываю синяки и пытаюсь вспомнить, когда и от кого заработал? Как бы много мне ни досталось, враги огребли больше, поняли, что не выиграют, и побежали. Проскакал за ними немного, чтобы не передумали, после чего развернулся, поехал искать свою пику. Не то, чтобы она мне была очень дорога, просто привык к ней.

Навстречу мне бежали наши воины, легкие и тяжелые пехотинцы, желающие, наверное, пограбить вражеский лагерь. Мне это уже неинтересно. Мои подчиненные соберут трофеи и выделят мне пять долей. Я попросил драгоценными камнями, золотом, серебром и, если вдруг попадутся, приличными жеребцами. Как-никак я мушаркишу. Моя главная обязанность — поставлять лошадей в ассирийскую армию.

35

Раньше иудеи делились на двенадцать колен по числу сыновей Иакова от двух жен и двух наложниц. Ученые утверждают, что в среднем после десяти поколений мужская линия исчезает, но это, видимо, у нормальных людей. Десять колен жили в царстве Исраэль на севере и два в царстве Иудея на юге. Шаррукин захватил первое и, поскольку оказали сопротивление, переселил в Месопотамию и приграничные регионы на севере своей империи. В итоге они ассимилируются, превратятся в ассирийцев. Второе стало его вассалом без боя и сохранилось до поры до времени. После разгрома возле Альтакку остатки иудейской армии разбежались по своим городам и заперлись там, надеясь отсидеться за стенами. Понимали, что им, как мятежникам, пощады не будет. Что с ними сделают, можно было увидеть на примере филистимлянских городов Альтакку и Тамну, решивших посопротивляться, или Екрона, сдавшегося без боя. В первых двух перебили и продали в рабство всех, а в последнем вкопали вокруг города колы и рассадили на них всю знать. Хитрозадые екронцы ответили своими задами за то, что захватили и выдали царю Иудеи своего правителя, ставленника ассирийцев по имени Пади. Сейчас он сидит в темнице города, который ассирийцы называли Уршалимму в честь бога вечерней зари и благополучия Шалимму, а иудеи — Ирдавид (Город Давида). Поскольку я бывал в этом населенном пункте в далеком будущем, догадался, что это Иерусалим.

Первой серьезной крепостью на нашем пути был город Лахиш, второй по величине в царстве Иудея. Он находился на холме и был защищен двумя стенами: внешней высотой метра четыре и внутренней около семи. Башни были только на второй, причем раза в полтора выше куртин, а возле каждых ворот по две по бокам и одна впереди у первой стены. Сложены из ноздреватого камня песчаника и не оштукатурены. Даже не шибко тренированный человек запросто заберется на низкую стену. Да и на высокую, если не испугается.

Ассирийцы окружили город и приступили к обычным осадным работам, благо помощников-рабов было вдосталь. Одни насыпали пандус к северной стене, где склон был пологий, другие выдалбливали пещеры под южной и западной стенами, чтобы потом разжечь костры и обрушить их. Песчаник хорошо выгорает и осыпается. Если с первой попытки не получится, можно расчистить пещеру во второй раз, забить дровами и соломой, полить оливковым маслом и еще раз поджечь.

Синаххериб тонко намекнул, что мне можно и в этом городе открыть ночью ворота. Объяснил ему, что не получится. Здесь условия другие. Лахишцы ждут нападения со всех сторон и часовые не забивают на свои обязанности, потому что еще не устали от осады. Может быть, позже.

Сперва я со своими подчиненными обследовал территорию в радиусе километров пятнадцати от города. Холмы здесь низкие. Горы начинаются восточнее и севернее. Почвы красные, характерные для карстовых ландшафтов из известняков. Содержат много железа, отсюда и название. Они легко впитывают и сохраняют воду, поэтому, несмотря на тонкий слой гумуса, сравнительно плодородны. Хороши для виноградников и садов, которые мы и увидели здесь в большом количестве. Многие фрукты уже созрели, а виноград вот-вот дойдет. Мы с Буцефалом обжирались ими. Конь даже морду начал воротить, когда угощал его чем-нибудь недостаточно сладким.

Возле города протекала речушка с таким же названием. Она сильно обмелела из-за жары, но в русле было несколько впадин. Возле некоторых росли небольшие деревья, по большей части фисташки, дававшие какую-никакую тень. Я ложился в такую впадину в тенечке и подолгу кайфовал, придерживаясь руками за камни, чтобы не сносило течение.