— Так это правда, — пробормотал он и посмотрел на меня. — Ты понимаешь, что натворил, Анвэйм? Ты создал двуликого ребенка!

Света сделала осторожный шаг назад, словно прячась за моей спиной. Я же не сдвинулся с места, даже не моргнул. Эмоции Артейма были слишком “громкими”: гнев, ненависть и. страх. Отчетливый страх. Да он сам верит в то, с чем борется! Не просто пытается использовать пророчество как инструмент смены власти, а действительно верит в него.

— Я в полной мере осознаю всё происходящее, а ты? — спросил я. — Анализируешь события или глупо веришь безумным пророчествам нашего деда?

— Безумным пророчествам? — рыкнул Артейм. — Вот какого ты мнения? Вновь решил покрасоваться, показать, какой ты всесильный, пойти наперекор судьбе? — Он усмехнулся. — А я-то думал, какие мотивы заставили тебя пойти на такой шаг, все не верил, что такая ледышка как ты способен влюбиться в темную. Нет, это не про тебя, а вот бросить вызов судьбу, как ты называешь, безумному пророчеству — вполне в твоем стиле. Скажи, а идея напитать ребенка темной магией тоже принадлежала тебе?

Я молчал, хотя внутри меня что-то оборвалось. Артейм знал меня лучше меня самого. Он был старше меня, видел, как я взрослею и меняюсь, видел мои промахи и достижения. Да, доля правды в его словах есть. Когда Аламинта пришла ко мне, умоляя сохранить ребенка, в какой-то степени моя гордыня сыграла решающую роль: именно из-за собственных гордости и уверенности, что именно мне удастся усмирить судьбу, бросить ей вызов, я спас плод, не дал ему умереть, хотя мог просто махнуть рукой и всё бы закончилось.

Я бы никогда не встретил Свету. Ничего бы этого не было. Но я слишком самоуверен, слишком спесив, чтобы позволить случаю в тот момент решать судьбу еще только зародившегося ребенка.

— Всё не так, — произнесла Света, подавшись слегка вперед, я выставил руку, призывая её к молчанию, но она словно не слышала меня, — он пытался спасти нашего ребенка. Он бы погиб без темной магии…

— Так и дали бы ему погибнуть! — закричал Артейм. — Он опасен! Как вы не понимаете? Он вообще не должен был существовать! Вы совершили ошибку.

— Не тебе судить и называть ребенка ошибкой, — угрожающе произнесла Света.

Надо же, какая она удивительная: когда на неё напали участницы Отбора, она стушевалась, но когда один из самых могущественных людей Ардахейма набросился с оскорблениями на её ребенка, она готова напасть на него голыми руками. Это вновь… восхитило.

— А тебе, иномирянка, слова не давали, — рыкнул Артейм, прищурившись.

Света оступилась, и я придержал её за талию, прижав к себе. Брат перевел взгляд на меня.

— Ты же понимаешь, Анвэйм, что эта информация дойдет до газетчиков?

— Понимаю, — кивнул я. — От тебя можно ждать всего, что угодно. Только в следующий раз, когда подумаешь выкрасть мать моего ребенка, прикрываясь темными, то знай, что я больше не буду следовать букве закона. Моя магия, — я ступил ближе, задвигая Свету себе за спину, — может в любой момент вырваться из-под контроля и ненароком кого-то. убить.

— Ты угрожаешь?

— А ты? — хмыкнул я, и Артейм склонился в поклоне.

— Прошу прощения за резкость, ваша светлость. Я слишком взволнован новостями.

— Бывает, — холодно откликнулся.

— Прошу простить меня за спешку. Дела.

— Разумеется.

Артейм развернулся на каблуках и быстрым шагом преодолел коридор. Света мелко задрожала, и сама прижалась ко мне, спрятав лицо у меня на груди.

— Тише, все будет хорошо.

— Почему все так сложно? — спросила она сипло. — Почему просто нельзя казнить неугодных?

Я негромко рассмеялся.

— Неужели эти кровожадные слова прозвучали из уст столь невинной девушки?

— Они посмели нападать на моего ребенка, — пробурчала она, заметно расслабившись. Я приподнял её подбородок, заглянув в глаза.

— Они его не тронут, обещаю.

— Он знает, что я — иномирянка. Значит, магистр Энерад все же был предателем?

— Выходит так, — согласился я, нахмурившись.

— Как люди отреагируют на подобное?

— Света, неужели ты думаешь, что Артейм так глуп, чтобы пойти и сейчас обнародовать эту информацию? Рассуди сама: ему сейчас выгодно, чтобы вся ненависть народа была направлена на меня из-за двуликого ребенка. Примешивать сюда иномирянку им явно не с руки — это только собьет людей с толку, а я могу потребовать доказательства, обвинив Артейма в клевете. Доказать твою иномирность невозможно, пока в тебе ребенок. А вот потом…

— Во мне нет магии, — поняла Света, вздохнув. — Это будет главным аргументом?

— Доверься мне. Ребенок должен родиться здоровым. А для этого надо, чтобы ты не волновалась и заботилась о себе, хорошо?

— Анвэйм, тогда говорили о ребенке, который не выжил без магии. А выживу ли я после родов?

Я открыл рот и тут же закрыл его.

— Ты выживешь. Обещаю.

Девушка будто не поверила мне, лишь отвела взгляд. Мне хотелось сжать её в объятьях, доказать, что мои слова — не пустые обещания, но. я не мог. Она принадлежит другому.

Хотя с каждым днем бороться с собой становилось все труднее. Я был уже на грани того, чтобы послать весь этот отбор в бездну…

Аламинта де Шалис

— Ты должна пойти на третье испытание, — настаивала Джина за завтраком. — Что о тебе подумают? Посчитают слабой, не способной принимать собственную судьбу. Ты должна бороться не только за себя, но и за ребенка, Аламинта.

Я прищурилась и взглянула на Джину, после чего постучала пальцами по столешнице. Этот жест был свойственен Анвэйму, но я легко переняла его.

С того момента, как вышла статья, в которой люди узнали о моей двуликости, прошло три дня. Каждое утро я просыпалась взволнованная и первым делом спрашивала утреннюю газету, вот только… их не было. Типографии были закрыты, а во дворце витала странная атмосфера затишья перед бурей.

И этой бурей должно было стать вовсе не третье испытание.

— Ваша светлость, а что вы знаете обо мне? — неожиданно спросила я. — Ваша резкая перемена. настораживает.

Джина улыбнулась и отпила эмичного чая.

— Дорогая моя, неважно, что я знаю. Анвэйм слишком скрытен и не хочет говорить, но я достаточно опытна и мудра, чтобы сделать выводы. Пусть я не знаю всех нюансов, но благодаря собственной наблюдательности могу сделать соответствующие выводы.

— И какие же?

— Ты сильная девушка, которая способна противостоять чужому мнению несмотря на то, что выглядишь слабой. Ты умеешь быть мягкой, когда это нужно, но в целом ты — прирожденная правительница. Дочь де Шалиса не была такой.

Она посмотрела внимательно. Я вздохнула и отпила чай. На этом тема оказалась исчерпана, а я обдумала предыдущие слова её светлости. На бал по её наставлениям я явилась, но ничем хорошим для меня это не закончилось. Так что с удовольствием пропущу третье и последнее испытание, занявшись детской, которая была практически готова.