Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Где хоронить-то будут? – поинтересоваласьНадежда у всезнающей Любки.
– На Богословском, – ответила та мгновенно, –у какого-то архиерея место откупили, могилу вырыли – как котлован под Ледовыйдворец.
После отбытия родных и близких великого человека площадкапоказалась Надежде опустевшей, хотя в действительности на ней оставалась ещеодна группа, но уже более традиционная: заплаканная интеллигентная старушка вчерном пальто и шляпке, несколько мужчин средней комплекции с откормленнымиженами, обязательный в такой ситуации энергичный молодой человек с чернойшелковой повязкой на рукаве зеленоватого плаща.
– А это второго родственники и сослуживцы, –пояснила Любка.
– Какого второго? – машинально спросила Надежда,потому что ее внимание привлекло какое-то движение на тропинке возле известнойдырки в заборе.
– Ну, Надежда Николаевна, какая вы непонятливая! Их жедвоих в ресторане убили, авторитета и этого, второго. У них какая-то деловаявстреча была.
Старушка – это его мать, а жены у него не было…
– Люба, откуда ты все это знаешь? – поразиласьНадежда.
Любка в ответ только пожала плечами – слушать, мол, тетюДуню надо ухом, а не брюхом…
Движение возле дыры продолжалось и вскоре оформилось натропинке в некую даму, одетую в черный костюм – длинную юбку и жакет,отделанный пышным черным же мехом. Дама выглядела очень представительной,ступала тоже с достоинством, даже несколько сердито. Возраст ее по походкеНадежда определила как выше среднего, более точную цифру дало бы лицо, но лица-токак раз видно не было из-за огромной широкополой шляпы.
– Как она через дыру пролезла в такой шляпе? –перехватила Любка взгляд Надежды.
– Да уж, – протянула та, не отрывая глаз отинтересующего ее зрелища.
Дама целеустремленно направилась к группе ожидающихпокойника, весьма бесцеремонно отодвинула двух дальних родственников – третий,пониже ростом и послабее на вид, предпочел отскочить сам – и пробилась кстарушке.
– Мама, какое же у нас горе! – воскликнула она такгромко, что даже Надежда в окне услышала, и кинулась старушке в объятия.
Старушка, застигнутая врасплох, сделала было попыткушарахнуться в сторону, но после покорилась поцелую, как неизбежному злу.
– Ой, Любка, сведения у тебя устарелые, –усмехнулась Надежда. – Говоришь, жены у него нету?
А это, по-твоему, кто?
– Да черт ее знает! – фыркнула Любка. – А счего вы взяли, что она жена?
– Ну, бывшая, а только точно жена. Сама посуди:держится нахально, как хозяйка, к старухе обниматься полезла, мамой ее назвала.Не стала бы старуха от собственной дочери шарахаться! Нет, уж поверь мне, этидвое – невестка со свекровью.
Любка согласилась – ей-то было все равно, Надежда жепродолжала наблюдать с большим интересом.
На этот раз венки были куда скромнее, и автобус подали собычным опозданием, и был он такой же, как всегда, – маленький изабрызганный грязью, и мест в нем, конечно, было гораздо меньше, чемродственников, так что начались выяснения, кто поедет в автобусе, а кто – своимходом, и кто на кладбище, а кто – прямо домой.
В общем, шла обычная похоронная суета без «новорусских»излишеств.
Надежда отчаялась узнать что-либо ценное и наблюдала засобытиями от нечего делать. В очередной раз осматривая площадку, она обратилавнимание на женщину лет сорока, худощавую и напряженную. Надежда осознала, чтодавно заметила эту женщину, просто до сих пор ее больше занимали экзотическиеперсонажи из окружения покойного авторитета, да еще дама в черной шляпе сумелазаполнить своей персоной чуть ли не все пространство, и невзрачная женщина невызывала особенного интереса. А зря. Поведение этой женщины было довольнонеобычным: она явно стремилась все видеть, за всем наблюдать и в то же времяоставаться в стороне, в тени, не привлекая ничьего внимания. Надежда еще развзглянула на женщину и сказала себе, что как раз невзрачной-то ее она при болеедетальном рассмотрении не назвала бы.
Женщина была скромно одета, кое-кто нашел бы ее одеждубедной. Но одежда сидела на ней очень ладно, сама она была подтянутой, ичувствовалась в ней некоторая жесткость, несгибаемость… нет, такого человеканикак нельзя назвать невзрачным.
В это время перед моргом появился новый персонаж –запыхавшийся мужчина в сером плаще, с букетом гвоздик в руке. Увидев, чтоучастники похорон еще не уехали, он подошел к матери покойного ссоболезнованиями, от жены же отвернулся, как от незнакомой, на что она, смеривего неодобрительным взглядом из-под шляпы, что-то нелюбезно процедила.
– Ой – вскрикнула Надежда. – Я же его знаю!
Это Сережа Мыльников, мы вместе работали!
Тут дверь палаты открылась и на пороге появилась медсестрасо словами:
– Лебедева, ваши документы!
Надежда была уже готова к выписке, она простилась с Любкой,взяла бумаги и пошла вниз. Однако неисправимое любопытство, как всегда, взяло вней верх над благоразумием, и, вместо того чтобы выйти через центральный вход ипойти на улицу, Надежда неожиданно свернула к запасной лестнице, выходившей водвор, и оказалась перед моргом.
Здесь она внушила себе, что хочет просто поздороваться состарым знакомым, и решительно направилась к Мыльникову, который в углу двораразговаривал с той самой таинственной женщиной, заинтересовавшей Надежду.
Что-то подсказало Надежде, что не стоит высовываться сразу,а следует немного подождать. Собеседница Сергея снова отошла в сторону, и тогдаНадежда кашлянула.
Сергей обернулся, и при виде Надежды брови у него полезливверх.
– Надя! Сколько лет, сколько зим! А ты-то как здесь?
Показав на костылик, Надежда объяснила:
– Да вот в больнице лежала, перелом ноги. Как развыписалась, тебя вот увидела… Ты-то здесь какими судьбами?
– Вот, видишь, Загряжского хоронят, а я работал у негодолго, неудобно было не прийти… Грустное мероприятие… стою как дурак, никого незнаю, а тут ты!
Думал, мерещится мне – надо же, Надя Любимова!
– Теперь я Лебедева, – с улыбкой поправилаНадежда, – уже восьмой год.
– Ах да, я ведь слышал, поздравляю! Как живешь,Надежда, как тебя угораздило? – Сергей показал на костыль – Да ерунда, ужепрошло, гипс сняли, – отмахнулась она – Ты лучше скажи: что за человек былэтот…
– Загряжский? – перебил он. – Ну, Надежда, вдвух словах не расскажешь, тем более что про покойников нужно только хорошееговорить.
– А что – ничего хорошего про него не скажешь? –напрямик спросила Надежда.
– Да не в том дело, просто я в последнее время с ним необщался, уже года два как он из института ушел.