Помощников у тети Пелагеи не было. Нашим кормильцем был наш двор — один гектар земли, наполовину засеянный кукурузой. Сеял Гуласпир Чапичадзе, а мотыжила землю тетя сама — два, а то и четыре раза в год. Я обычно помогала полоть. Иногда в кукурузу тайком пробиралась Маико, но тетя прикрикивала на нее и гнала прочь, а мне говорила: «Твоя помощь мне не нужна, Эка. Лучше посмотри за ребенком». Маико же чаще всего капризничала, не хотела со мной играть и просилась к маме. Тогда тетя бросала работу, брала Маико на руки и гуляла с ней по двору, что-то ласково ей нашептывая.

Я не могу сказать, что тетя кого-то из нас любила больше, просто Майя была намного младше меня, и тетя относилась к ней с большей нежностью и старалась все время быть к ней поближе, даже спать укладывала в свою постель. Стоило Маико схватить насморк, как тетя становилась сама не своя и начинала парить ей ноги и пичкать всякими отварами из трав.

Основной доход наша семья имела от виноградника и фруктов. У нас было только сорок яблонь и инжирных деревьев, три очень больших дерева грецкого ореха, а вокруг всего двора частоколом стояли груши разных сортов. Все деревья были увиты лозой изабеллы, которая, по утверждению Гуласпира Чапичадзе, была лучше хванчкары и оджалеши. Фрукты и виноград были нашим единственным богатством, и тетя Пелагея, как могла, растила нас с Маико. Мы ее называли мамой, и она действительно была нам матерью.

И вдруг совсем неожиданно шестилетнюю Майю у нас отняли.

Накануне того дня Гуласпир сбивал орехи с наших деревьев, а мы собирали их на земле.

На следующий день, когда мы с Майей собирали валявшиеся вокруг деревьев листья, а тетя наводила порядок в доме, у наших ворот остановился всадник и кликнул хозяйку. Тетя вскрикнула, услышав его голос, и мы с Майей, испугавшись, помчались в дом. Тетя схватила Майю и укрыла ее подолом своего платья.

— Эка, помоги, — простонала она. Взгляд ее остановился, и она как подкошенная упала на пол.

— Пелагея, это я, выходи, — позвал неприятный голос незнакомца. Он слез с лошади и, открыв калитку, завел ее во двор.

Тетя быстро пришла в себя, легко поднялась с пола, словно ничего и не случилось, и, посмотрев на себя в зеркало, поправила рассыпавшиеся волосы. Она велела пригласить гостя в дом, а сама, взяв Маико, вышла с ней через заднюю дверь в кухню.

Выйдя на веранду, я увидела, что незнакомец привязал свою гнедую лошадь к ореховому дереву и направляется к дому.

— Заходите, — сказала я, встречая его у лестницы.

Он поднялся и, внимательно посмотрев на меня, глухим голосом спросил, где та девочка, которую он видел вместе со мной. Я ответила, что она на кухне, и предложила ему стул.

Он заглянул в одну комнату, другую и хотел, видно, что-то спросить, но в это время на веранду вышли тетя и Маико.

Тетя и гость посмотрели друг на друга, но не поздоровались.

— Эка, — спокойно сказала мне тетя, — пойдите с Маико во двор и дайте лошади скошенной травы, что лежит под грушей.

Уже на лестнице я услышала тетин голос:

— Каким ветром тебя сюда занесло, Бардзим?

Мы дали лошади травы и, так как из дому нас не звали, начали искать затерявшиеся в траве орехи. Их набралась почти целая корзина.

Прошло много времени, прежде чем тетя и тот мужчина показались на веранде. Тетя прошла на кухню, а он еще долго ходил взад и вперед по веранде, поглядывая во двор, а потом спустился к нам.

— Кто сбивал орехи? — спросил он, глядя на меня.

— Гуласпир, — сказала я и протянула ему один. — Кто такой этот Гуласпир?

— Наш сосед.

— Молодой?

Пауза.

Оглядев Бардзима, я сказала:

— Ему, наверное, столько же лет, сколько вам.

— А ты откуда знаешь, сколько мне лет? — рассердился он. Разговаривая со мной, он не сводил глаз с Майи.

Я покраснела и опустила голову.

Тетя позвала нас, и я, облегченно вздохнув, побежала к дому. Бардзим, положив руку Майе на плечо, медленно пошел следом за мной.

На веранде был накрыт стол. Мы сели. Бардзим налил в два стакана вина, и, когда тетя взяла в руку свой, я взглянула на нее и увидела в глубине ее глаз такую неизбывную тоску…

Пауза.

— Маико, у тебя сегодня счастливый день! Наш гость — твой отец! — спокойно, как-то чересчур спокойно сказала тетя и взглянула на Бардзима.

Майя вздрогнула, и лицо ее стало пунцовым. Она задрожала, как в ознобе, и тетя, успокаивая девочку, стала гладить ее по голове.

— Иди поцелуй отца, — все таким же ровным голосом сказала тетя и посадила Манко на колени к Бардзиму.

Он встал и, словно баюкая девочку, крепко прижал ее к себе и поцеловал в глаза и в лоб. Майя тоже робко коснулась губами его щеки.

— Какая большая стала моя Маико! — Улыбаясь, он снова посадил дочку себе на колени.

— Сейчас будем обедать! — сказала тетя, и в комнате стало очень тихо.

— Папочка, ты останешься у нас? — спросила Майя и погладила его по щеке.

Пауза.

— Нет! Вы с отцом поедете в город! — строго сказала тетя, и я заметила, какого труда ей это стоило. Она сначала покраснела, а потом стала белая как бумага.

Майя соскочила с колен отца, подбежала к тете и, плача, уткнулась ей лицом в грудь.

— Мама я хочу остаться с тобой!

Тетя прикусила губу. Она посадила Майю к себе на колени и поцеловала в глаза.

— Я твоя тетя, Маико! — крепко прижав девочку, к груди, плача, сказала она.

Майя заплакала:

— Нет, ты моя мама! Ты не тетя! Я хочу остаться с тобой! — Маико в отчаянии прижималась к тете, не переставая всхлипывать.

Мы все прослезились, даже Майин отец. Потом ему, видно, стало стыдно, и, встав из-за стола, он вышел в другую комнату. Я видела, как он вытер пестрым платком слезы и закрыл руками уши.

— Не плачь, папа ненадолго возьмет тебя к себе в город, сошьет тебе красивые платья, купит новые туфли, игрушки… А потом мы с Экой приедем за тобой. Ты ведь уже большая и умная девочка и должна послушаться отца…

Лаской и уговорами тетя почти успокоила Майю, но та еще продолжала изредка всхлипывать и не отходила от тетиного подола.

— Посмотри, какая красивая лошадь у твоего папы! Посадит он тебя на нее, и вы поскачете… — с улыбкой сказала тетя, делая вид, что ей очень весело.

— Ну, а теперь поспешите, —