поторопила она и вынесла из комнаты хурджин. — Здесь Майины вещи и еда на дорогу, — холодно сказала она отцу Маико. Потом умыла Майю, надела на нее новое платье и вместе с ней спустилась во двор, где мы с Бардзимом уже дожидались их.

Пока мы шли к воротам, Маико обеими руками прижимала к своей щеке руки тети.

Я открыла калитку, и мы вышли со двора.

— Попрощайся, — сказала мне тетя и подтолкнула Майю в мою сторону.

Глаза у Маико были совсем красные от слез. Я поцеловала ее в лоб, и он показался мне горячим, поцеловала в щеку — она тоже горела. Мне стало ее бесконечно жалко, и я опять заплакала. Тетя подняла Маико на руки и долго-долго прижимала к себе, потом, взяв ее за подбородок, внимательно посмотрела ей в лицо и стала осыпать поцелуями ее глаза, лицо, шею и вдруг, словно опомнившись, резко оторвала от себя девочку и посадила ее в седло.

Бардзим опустил уздечку, собираясь идти пешком, но тетя велела ему сесть на лошадь, и он стал пристраивать на седло хурджин.

— Бардзим! Смотри, чтобы ребенок ни в чем не нуждался, а то… — запальчиво сказала тетя… — А теперь ступай! — холодно добавила она. — Но, — крикнула она лошади и повернулась спиной к отъезжающим.

Пауза.

— Что же ты стоишь, Бардзим?

Бардзим тронул коня.

На повороте Майя перегнулась через седло и посмотрела в нашу сторону. Я увидела, как она замахала руками, и услышала ее плач, потом плечи Бардзима закрыли Майю, и лошадь с всадниками скрылась из глаз.

— Уехали? — безразличным тоном спросила меня тетя.

— Уехали, тетечка! — ответила я и, не сдержавшись, заплакала.

— Чтобы я не видела слез! — повернулась ко мне тетя и, украдкой взглянув на дорогу и никого там не увидев, закрыла глаза. — Принеси мне медный кувшин для воды, — сказала она и прислонилась к калитке.

Когда я вынесла кувшин, она стояла все там же.

— Я пойду на Сатевелу, — сказала тетя и ушла.

Войдя во двор, я спряталась за забором. Тетя шла сначала медленно, потом все быстрее и быстрее и наконец побежала, но только не к Сатевеле, а по дороге, вслед за уехавшими Майей и Бардзимом.

…С Сатевелы она вернулась уже вечером. Я сидела на веранде. Тетя прошла прямо в кухню и позвала меня оттуда.

— Ну что, грустишь одна?

Посмотрев на нее, я заметила, что веки у нее опухшие. Хорошо хоть, выплакалась, отвела душу.

— Грустно, тетечка! — покорно ответила я и опустила голову.

— Никто не приходил?

— Был Гуласпир.

— Что он хотел?

— Принес инжирную водку попробовать.

— Дай-ка ее сюда! — Тетя достала из стенного шкафчика стопку.

Водка стояла там же. Тетя налила себе и выпила.

Пауза.

— У отца больше прав, чем у воспитательницы. И чтоб я на твоих глазах слез больше не видела! — грустно, но тоном, не терпящим возражений, сказала тетя и взглянула мне в лицо.

— Майя еще совсем ребенок. Кто будет за ней смотреть и баловать, к тому она и будет привязана… А нас скоро забудет…

Больше тетя не промолвила о Майе ни единого слова, словно ничего и не случилось. Правда, она сильно пала духом и была очень грустна. Соседей домой не приглашала, да и сама к ним в гости не ходила. Зато зачастила на Сатевелу и всегда возвращалась оттуда с заплаканными глазами. Со мной в такое время она старалась не встречаться.

Ни мы с тетей не поехали в Хергу, чтобы забрать Майю, ни Майя с Бардзимом не приехали в Хемагали, и постепенно вся эта история предалась забвению.

С Майей и Бардзимом я встретилась через семнадцать лет.

Случилось это в Херге, куда я приехала на совещание директоров школ. Это было одно из тех совещаний, которые обычно проводятся в августе, перед самым началом учебного года.

В Херге, как всегда в это время, стояла жара, и, дождавшись перерыва, я зашла в кафе на набережной Хевисцкали, чтобы съесть порцию мороженого. За соседним столиком сидели трое — женщина и двое мужчин. Они громко разговаривали, и я обратила на них внимание. Лицо женщины мне кого-то напоминало, а увидев рядом с ней Бардзима, я догадалась, что это была Майя. Моей первой мыслью было подойти к ней, но я не решилась.

Майя с молодым человеком ушла раньше. Проходя мимо моего столика, она посмотрела в мою сторону, Я опустила голову, и она прошла мимо.

Оставшись один, Бардзим заказал еще мороженого и закурил. Глаза наши встретились, и он узнал меня. Поздоровавшись; он подсел ко мне.

— Это была Майя. Вы ее не узнали? — улыбаясь, спросил Бардзим.

Я молчала.

Бардзиму принесли мороженое, и он попросил лимонада.

— Не узнали Майю?

— Узнала, — сказала я и отвернулась.

— Я сейчас же позову ее, они вон там, зашли в мой универмаг.

Из этого многозначительного «мой универмаг» я должна была понять, что он был его директором. Я хотела сказать, что я это знаю и что мне даже известно, какие интриги он вел против бывшего директора и во сколько обошлось ему заполучить это место, но передумала, а потом жалела.

— Так я сию минуту приведу ее, — сказал Бардзим.

— Нет! — возразила я и оглядела его с головы до ног. Он заметно потолстел. Лицо покрылось морщинами, появился второй подбородок.

— Вы по-прежнему работаете в колхозе? — словно между прочим поинтересовался он.

— Нет, в школе.

— Счетоводом?

— Директором.

— Директором? — удивленно спросил он и выпрямился на стуле. — А ваша тетушка? Тетя Пелагея?

Пауза.

— Как поживает ваша тетя?

— Она умерла в прошлом году…

Он вздрогнул, словно услышав неожиданное известие, смял сигарету и встал. И для чего он ломал передо мной комедию?

— Странно… такая была здоровая женщина.

— После того как вы забрали Майю, она очень изменилась. Это ее сломило.

— Боже мой, да когда это было, я и думать об этом забыл! — холодно сказал Бардзим и выпил лимонада.

— А моя тетя не могла забыть Майю! Не могла! Майя же ни разу ее не навестила, даже письма не написала. И на похороны не приехала…

— Как Майя могла приехать? Как мы могли приехать? Мы ведь ничего не знали!

— Я вам послала письмо.

— Какое письмо?

— То самое, которое вы получили.

— Никакого письма я не получал! — решительно сказал он, пожав плечами.

— Нет, получали! Я знаю, что вы получили мое письмо.

Бардзим изменился в лице и глотнул лимонада. Потом чиркнул спичкой, но так и не смог зажечь сигарету — так у него дрожала рука. Его двойной подбородок заколыхался, и он отвел глаза в сторону.

— Человеку,