сплю. Чтобы моя Эка ничего не заметила, я перешла спать на веранду, сказав ей, что в комнате мне жарко. На дворе июль, и действительно, жара стоит невыносимая.

Под предлогом, что мне нужно привезти учебники, я решила съездить в Хергу и утром пошла к Гуласпиру Чапичадзе.

Гуласпир крутился около калитки, шаря в траве палкой, и меня не заметил. Я не хотела ему мешать и спряталась за тутовое дерево.

Послышался скрип арбы.

— Кесария! — громко позвал Гуласпир.

Открылась дверь кухни, и Кесария насмешливо спросила:

— Ну, нашел свою драгоценность?

— Нашел и сейчас же преподнесу тебе! Ты не слышишь скрипа арбы? Видно, еще кто-то уезжает.

— Да пропади они пропадом! Ну и пусть уезжают. Чего ты-то переживаешь? — прикрикнула на мужа Кесария, а сама плотнее закрыла дверь кухни, чтобы не слышать скрипа арбы.

— Эх, уезжает и этот горемыка! Кто же остается, а? — шепотом сказал Гуласпир и ударил палкой по тутовому дереву.

— Мы, — громко сказала я.

Гуласпир смешался, но тут же, улыбаясь, воскликнул:

— Смотрите-ка, мне явилась пресвятая богородица.

— Сатана! — сказала я и тоже улыбнулась.

— Сатана? Почему сатана? — удивился Гуласпир и окинул меня критическим взглядом. — Что-то ты необычно оделась, — заметил он.

— Я уезжаю, — холодно ответила я.

Он вздрогнул и, поковыряв в траве концом палки, поднял голову и посмотрел на меня.

— Тебя в Хергу назначают?

— Какое там назначают! Уже назначили.

— Ну что ж, это дело! — сказал Гуласпир и стал ко мне боком. — А Эка? Маленькая Эка?

— Ее тоже назначили.

— Ну что ж, хорошо. Уезжайте, не будете же вы из-за нас убиваться… — теперь уже с грустью сказал Гуласпир и, сдув пыль со стоявшей в тени тутового дерева низкой длинной скамейки, тяжело опустился на нее. Потом он с грубоватой нежностью усадил меня рядом с собой.

…Много ночей провел Гуласпир под этой тутой на этой самой скамейке. Удрав от Кесарии, он на цыпочках спускался во двор и спешил к своей скамейке. Сидя в темноте, он прислушивался, не донесется ли до него голос возвращающегося домой Алмасхана, и взгляд его не отрывался от Хемагальских гор, но оттуда на него смотрел только страх. До Гуласпира долетал едва слышный шелест его крыльев, и все его существо наполнялось ужасом. Гуласпир крепко зажмуривался, но страх, проникая в самую его душу, заставлял его открыть глаза, и он, не в силах двинуться с места, сжавшись в комок, часами сидел в темноте под тутовым деревом, глядя перед собой невидящим взором, и тело его тряслось как в ознобе…

— Завтра пятница, и, может быть, на твоем «рысаке» съездили бы в Хергу, — начала я и положила руку на плечо задумавшемуся Гуласпиру.

— Вещи отвезти? — глухо спросил он.

— Вещи? — удивилась я. — Я должна привезти учебники.

— Какие учебники? — Теперь настала очередь Гуласпира удивляться. Он с недоверием взглянул на меня и я поняла, что ему уже было известно о закрытии школы.

— Да, учебники.

— A-а, так, значит, ты не уезжаешь? Пошутила. Хотела попугать меня? Скажи, просто хотела попугать, Эка?

— Ну конечно. Поедем завтра в Хергу!

— Мы с Александре собирались туда в воскресенье, но раз тебе нужно, поедем завтра.

— Вы требуете от меня невозможного! Да, да, невозможного! — сердясь, громко сказал заведующий отделом просвещения. Он посмотрел мне в глаза и, насмешливо улыбнувшись, встал, давая понять, что наш разговор окончен. Я не двинулась с места.

Догадавшись, что от меня так легко не отделаешься, он решил подкрепить свой отказ еще одним аргументом:

— Можно ли, чтобы в деревне была только школа? Конечно, нет! Сельсовет в Хемагали есть? Нет! Медпункт? Нет! Почта? Колхоз? Нет, нет и нет! И дело с концом! Школа? Да разве это школа, если в ней всего семнадцать учеников? Ведь так: шесть в первом классе, пять во втором и по три в третьем и четвертом! Семнадцать учеников и два преподавателя! Большое дело! Есть из-за чего огород городить! И вы требуете, чтобы отдел просвещения тратил государственные средства на такие игрушки? Нет, ни в коем случае! Да, да, калбатоно Екатерина, вы требуете от меня невозможного. Я маленький человек, и сделать то, что вы просите, не в моих силах…

Я знаю Калистратэ, очень хорошо знаю.

И Калистратэ прекрасно знает меня.

Он уроженец Херги. Отец его, Евдокиме Табатадзе, царство ему небесное (если не ошибаюсь, он умер лет семь тому назад), был заведующим хергской авторемонтной мастерской.

Калистратэ окончил восьмилетку в Херге, а в том году, когда меня назначили директором хемагальской школы, родители привезли его к нам в деревню к бабушке. Врачи прописали ему деревенский воздух, а лучшего, чем в Хемагали, не найти. Учился он средне. Когда Калистратэ перешел в десятый класс, вдруг выяснилось, что его пребывание в деревне было вызвано совсем другой причиной. Оказывается, он обязательно должен был кончить школу на медаль. Нельзя сказать, чтобы он не был старательным учеником, неправда, занимался он очень прилежно и даже брал частные уроки, но на пятерки учиться так и не мог. Осенью Евдокиме приехал в деревню и закатил для учителей пир. Я, конечно, тоже была приглашена, но прийти отказалась, сказавшись больной. На следующий день под вечер Евдокиме сам пришел ко мне. Я немного удивилась его появлению, но и виду не подала, приняла его очень любезно. Смущаясь, он положил на тахту довольно большой сверток и, заискивающе улыбнувшись мне, оглядел комнату. Заметив признаки недовольства на моем лице и, наверное, чтобы рассеять неловкость, он спросил, можно ли закурить. Я холодно ответила, что можно, только на веранде, и мы вышли из комнаты. Я подала Евдокиме стул, а сама села на тахту.

Он докурил папиросу и ничего не говорит, я тоже ни о чем его не спрашиваю.

— Я вижу, вы не очень-то рады моему приходу, — глухим голосом начал Евдокиме.

Пауза.

— Вы приехали повидать сына?

— Почему только сына? Всех своих повидал. Я ведь здешний, калбатоно Екатерина!

— Я не думала.

— Нет, я здешний! Моя мать была из рода Кикнавелидзе, здесь я и вырос.

— Первый раз слышу! — удивилась я.

— Как неудобно получилось! Я считал вас близким человеком и поэтому пришел так смело… Иначе я бы сначала прислал к вам кого-нибудь, чтобы узнать, примете ли вы меня, и уж потом пришел бы сам, — сказал Евдокиме и посмотрел мне в глаза.

Я перевела разговор на другое.

— Ваш сын не такой уж слабый, чтобы он не мог учиться в Херге.

— Что вы имеете в виду, знания или здоровье?

— И то и другое.

— Я привез его сюда не только из-за чистого воздуха.