Я – тот, кем скоро станет Выхухоль. Бывший муж. Короткая, всего в одно слово приставка «бывший» – а какая долгая прелюдия, длиной в книгу с мягким переплетом или с дешевый фильм, снятый подвыпившим студентом-режиссером в качестве дипломной работы.

Все вернулось в привычное русло. Это и радовало, и огорчало. Но самое страшное – все произошедшее не имело никакого значения. Вера повзрослела. Поздно, но повзрослела. Не знаю, что далось ей сложнее – цинизм или опыт.

Перед тем как она вышла из машины и переступила порог подъезда, мы успели обмолвиться парой фраз:

– Ты правда хотела меня там? Пусть даже со злости, – спросил я у дома.

– Конечно же нет. И я не вижу смысла извиняться перед тобой за эту фразу.

– Врешь ведь? – пытался я съязвить.

– А ты скажешь, что не хотел меня? – Она подошла ко мне впритык и сверлила взглядом, как стоматологическим бором.

– Я хотел. Просто не так. И не там.

– И не со мной? – Вера пыталась направить беседу в сторону сарказма, понимая, что мы забираемся в дебри.

– Почему не с тобой? И с тобой тоже, – словил я волну.

– Ладно, спасибо в любом случае. Ты…

Зазвонил телефон и оборвал Веру на полуслове. Выхухоль сказал, что останется ночевать за городом. Завтра вернется.

– Признайся, тебе нравится, что он сейчас гнобит себя за измену. – Я видел в Вере мазохиста и садиста одновременно.

– Кстати, тебе я никогда не изменяла. Даже в мыслях не могла представить.

– А ему? – имел я в виду Выхухоля.

Вера не успела дослушать вопрос, как ее окликнул выходящий из подъезда паренек лет двадцати на вид. Молодой, загорелый, сажень в плечах. Глупый, правда. Как окажется потом, на тот момент он даже школу еще не окончил. Он стоял с мусорным пакетом в руках, жестом показывая, что быстро метнется до помойки. Одна нога здесь, другая – там.

Вера поправила растрепанные волосы и взглядом указала мне прочь.

Я знал – ее часто желали мужчины при встрече. И ей нравилось чувство желания, она никогда не стеснялась ловить на себе открыто вожделенные взгляды, не запрещала окружающим фантазировать и представлять ее в самых непристойных позах.

Когда мы разошлись по параллельным вселенным, в ее квартире горели два окна. В одном Вера обнимала сына, в другом – няня собирала свои вещи и раскладывала по стопкам тетради на детском письменном столе. А потом окна погасли, и в одном из них замаячил красный огонек сигареты. Вера села на подоконник и прислонилась носом к стеклу. Было темно, и я не видел даже ее очертаний, но иногда осколками мыслей от стекла до меня доносились разметанные по воздуху сожаления…

А потом что-то отвлекло ее от окна… Зажегся свет. И в комнате показался молодой паренек…

Тоже мне Вера…

«Жеваный крот! – исторгла гневную хулу на ситуацию Надя и откинула рукопись в сторону. – Не может такого быть! Неужели все написанное – правда? Да твою же мышь». Она начала расхаживать по комнате взад-вперед, пытаясь устаканить мысли. Как же удивительно все повторялось – квартира, развод, молодой любовник. Надя сразу вспомнила, как попросила Веру оставить одну из своих книг. Может, она подумала, что речь не об авторстве, а о владении? Не обязательно же книга должна быть собственного сочинения. Она с таким же успехом могла и томик стихов Вознесенского положить в шкаф.

Вера, Надежда… осталось найти любовь.

Надя взяла со стола листок, на котором был записан номер Веры, и снова начала дозваниваться, но телефон не отвечал. Видимо, сменила номер мобильного. Как же ее найти? Точнее, не так: как бы найти ее бывшего мужа? «Он же бывший? – успокаивала себя Надя. – Я же не делаю ничего предосудительного. Да и не подруги мы с ней, так, виделись разок».

Наде всегда претили загадки и недосказанность Игоря, ей было тяжело находиться в состоянии неопределенности, а в этом мужчине было столько прямоты и честности. Это то, чего Наде по-настоящему не хватало. Даже если он любит Веру, даже если Надя ему как пятое колесо телеге и вообще она не в его вкусе, как было бы прекрасно его увидеть, хоть одним глазком. Конечно, он вряд ли совпадет с ее ожиданиями и вымыслами. А может, страйк? Однажды она выиграла в рулетку, поставив на зеро. Вдруг и тут повезет?

Вернувшись из фантасмагории в реальность, она принялась рассуждать здраво. Который месяц думать о незнакомом человеке – не самый хороший симптом. Может, к Катькиному психиатру наведаться? Хотя… Опять она ищет спасения извне, опять надумала себе с три короба и теперь ждет, что кто-то, мастерски орудуя инструментами, починит ее жизнь. Прав был Коля – она пытается наверстать бурную молодость. А сама сидит наедине с пачкой обезболивающего в новогоднюю ночь.

Да, Надя была яркой, подтянутой, грациозной. Рыжеволосой лисичкой. Никогда в жизни не красила волосы и не худела. Считала тонкие аккуратные губы признаком аристократизма. Носила узкие юбки-карандаши и блузки с вычурными воротниками или бантами-галстуками. Всегда короткие красные ногти. Чулки с подвязками. Не пользовалась духами, а добавляла несколько капель масла в крем. На ночь заплетала косу и мазала веки питательной сывороткой. Если вдруг вскакивала простуда на губах – переносила все встречи и отсиживалась в изоляции.

Никто и никогда не видел Надю простуженной или больной, на людях она всегда ходила в линзах и только дома облачалась в очки. Этого же Надя требовала от окружающих – быть собранными и желательно идеальными. Пока не влюбилась в Игоря. Несмотря на завязавшуюся короткую интрижку со школьником и очарованность автором рукописи, Надя все еще была влюблена. Не могла себе представить мир, в котором его не будет. Или не станет возможности их встречи. Иногда ей казалось, что у них есть энергетическая связь – жгут, стягивающий их по всем чакрам. Что как-то, но он почувствовал, что рядом с ней был другой мужчина, и потому с утра оказался возле подъезда. Что стоит только совершить поступок наперекор ему, он хватится догонять ее, как убегающую добычу. Это как закон подлости: стоило в школьные годы выйти из дома с грязной головой и в дырявом балахоне, как сразу из-за угла появлялся капитан юношеской сборной по волейболу, от появления которого потели ладошки всех школьниц старше десяти лет. Внутренне Надя радовалась, что Игорь не видит ее такой – болезненной, усталой и в очках.

Но стоило ей только произнести в мыслях «Как хорошо, что он этого не видит», как телефон зазвонил, трелью сообщая о входящем сообщении: «Скажи мне код от домофона. На улице адский дубак».

Забавно, у Игоря за последние годы сформировалась традиция – тридцать первого декабря он тратил весь день на то, что объезжал любовниц с поздравлениями, раньше к двенадцати возвращался к жене, а потом с утра они садились в машину и ехали в Оренбург к семье, сейчас же оставался ночевать у той, которую поздравлял последней. Тем, кто был замужем, он просто завозил цветы – оставлял на машине или возле двери, к другим заходил – терпко поцеловать и добродушным мягким взглядом коснуться некогда любимых. Странно, но, за исключением первой жены-алкоголички, все женщины, с которыми у Игоря было что-то, напоминающее роман, оставались с ним в добрейших отношениях и с теплотой и нежностью всегда его вспоминали. Игорь относился к тому сорту мужчин, после связи с которыми девушки почему-то в кратчайшие сроки выходили замуж, кто приносил удачу и хорошие воспоминания, не требуя ничего взамен.