В ту ночь Надя была последней в очереди тех, кого он собирался поздравить, и потому Игорь приехал в небольшом подпитии и без букета – пройдя вдоль и поперек сначала Чистопрудный бульвар, затем Мясницкую улицу, он так и не нашел ни единого работающего цветочного ларька.

«1438» – кинула она в ответ и тут же опомнилась. Можно же притвориться было, что она спала. Или что ее нет дома, наспех погасив свет. Разве ей некуда в новогоднюю ночь податься, что ли? В конце концов, у нее есть друзья… И сотрясение мозга средней тяжести.

Надя стояла возле входной двери и с претензией во взгляде несколько минут рассматривала Игоря в глазок. Она вдруг поняла, что замешкалась и не решилась сразу открыть Игорю дверь не потому, что до сих пор обижена, а потому, что больше не способна на него обижаться. Что даже если бы он был трижды женат, четырежды негодяй и обманщик, имел пятнадцать внебрачных детей, застрелил пол-Китая и собирался повторить карьеру Гитлера и уничтожить мир, она просто смиренно подносила бы ему гранаты. Это была влюбленность на грани абсурда. Или же Надя просто ранее подобного не испытывала. Когда-то же гормоны должны были начать отплясывать джигу? Может, у нее позднее созревание.

Так что Надя сняла очки, глубоко вдохнула и открыла входную дверь.

– С Новым годом, моя родная! – поприветствовал ее Игорь.

– С новым счастьем, мой не родной! – бросила она ему в ответ.

Надя стояла, придерживаясь за стенку, чтобы не упасть. Голова предательски кружилась, и дабы не распластаться на полу в отключке, она попятилась в гостиную и плюхнулась на диван.

– Слушай, у тебя какие-то движения амебные. С тобой все нормально?

Надя сама не заметила, как Игорь разулся и уже расположился рядом.

– Нет, у меня сотрясение мозга, – выдавила она из себя правду, чувствуя, как подступает тошнота.

– Где это ты так? – удивленно поинтересовался он.

– Ударилась во сне о спинку кровати. – Надя положила голову ему грудь и прикрыла глаза. – От тебя пахнет как от хмельного забулдыги!

– И что? Это делает меня плохим? Надя, когда же ты поймешь, что люди существуют в жизни не для того, чтобы оправдывать твои ожидания.

– Я хочу тебя обнять! – жалась она к Игорю, все так же придерживая его руки.

– Но при этом не даешь мне тебя обнять.

Надя, хоть и чувствовала слабость, была напряжена и походила на натянутую струну. Игорю пришлось силой заключить ее в объятия и массировать шею, чтобы Надя наконец расслабилась.

А потом острый подбородок коснулся ее плеча, и Надя обмякла.

Они молчали почти час, пока Надя не нарушила тишину.

– Ты – это так неправильно! – расплакалась она у Игоря на плече.

– Можешь ничего не говорить. Я все понимаю.

– Это не я. Это тишина замкнула нас в нелепом диалоге.

На какие только немыслимые ухищрения была готова пойти Надя, чтобы получить Игоря. Она виртуозно вставала на дыбы, посылая его к черту, но потом, пересекая темную черту молчания и обиды, объявлялась как ни в чем ни бывало; пару раз подумывала забеременеть обманом, чтобы привязать его к себе… Но Игорь не велся ни на какие провокации и всегда контролировал себя в сексе. Он вообще, если хотел, объявлялся. Когда ситуация накалялась – пропадал. После истории с разводом и недели в слезах в отеле Надя полностью сменила тактику и не проявляла никакой инициативы, однако ежедневно, ежечасно и ежеминутно его ждала.

Часто Надя задавалась вопросом: а Игорь вообще человек? Не робот ли он? Она просто пока не догадывалась, что это история не о любви, а о жажде обладания человеком.

– Ты никогда не испытываешь чувства жалости или вины? – пробубнила Надя, хлюпая носом.

– Практически нет.

– Да так не бывает.

– В твоем видении мира не бывает. И ты права. А в моем – все иначе. И я тоже прав, – потеребил он ее, как вальяжного кошака, по загривку.

Игорь взял в ладони ее лицо и дотронулся губами… сначала до лба, потом до носа, щек, шеи…

Несколько секунд Надя пыталась сопротивляться попыткам Игоря поцеловать ее в губы, а тот про себя посмеивался, прекрасно понимая, что она лишь корчит из себя обиженную, а в душе давно его простила.

А еще Игорь прекрасно понимал, что такие женщины, как Надя, могут простить предательство, но слабость – никогда. Они вечно ищут несуществующий идеал. И что пока он, Игорь, не находится в ее владычестве, а живет где-то за пределами, в своей, скрытой от нее жизни, то кажется Наде прекрасным. Но Надя любит не его, а фантом, проекцию, то, что она себе о нем придумала и во что поверила. И стоит им оказаться запертыми в браке или на продолжительный срок очутиться в одном пространстве, он сразу станет для нее человеком, и напускная холодность, под которой скрываются страсть и желание, сменится настоящим холодом. В его парадигме такие женщины, как Надя, настолько зависят от проявлений любви, что забывают любить сами. Если им нужен мужчина, они сразу выстраивают систему продуманных ходов и ловушек, заказывают мышеловки оптом и прикармливают с руки, но в этом желании заполучить не всегда есть та самая любовь. Чтобы рискнуть съехаться с Надей, один из них должен изменить образ мышления. Если Надя будет постоянно на него обижаться, Игорь не выдержит и сбежит. Он еще в первом браке понял, что отношения «обидчик-жертва-спаситель» – это хождение по мукам и катетам равнобедренного треугольника Карпмана.

Игорь, в отличие от Нади, с некоторых пор научился воспринимать людей такими, какие они есть, и не выносил, когда женщины пытались в нем что-то переделать. А в том, что Надя может командным тоном начать выказывать недовольство, он не сомневался.

В ту ночь между Надей и Игорем не случилось секса. Возможно, его не сильно возбуждал болезненный и усталый вид Нади, или же он не знал, можно ли человеку с сотрясением мозга предаваться любовным утехам. Она же была настолько измождена и вымотана больницей и тошнотой, что максимум, чего хотела, – это валяться на диване под пледом, обнявшись. Чем они и занимались.

– Скажи мне, что тебя во мне не устроило? Вот только честно. – Надя лежала лицом к окну и рассматривала светящиеся гирлянды в окне дома напротив.

– Меня-то в тебе все устраивало и устраивает. Это тебе сложно со мной, – в который раз объяснял Игорь, что не властен над тем, что она чувствует.

– Кто она была и что сделала, после чего ты не пускаешь женщин в свою жизнь? Это последняя твоя жена? – ткнула она пальцем в небо в поисках червоточины.

– Нет, при чем тут жена. – Игорь тяжело вздохнул. Он понимал, что рано или поздно их разговор коснется этой темы. А врать у него ни сил, ни настроения не находилось, да и алкоголя в крови было достаточно для честности и импульсивных решений. – Была одна у меня… Студентка Алиса… Я верил ей, а она меня непрестанно обманывала. Самое забавное, я ей все это прощал и не злился. Помнишь, я говорил тебе, что все, что мы испытываем, наш выбор? Так я действительно не злился. Правда. Не мстил, не заламывал руки за спину. В чем-то я даже, наверное, ею пользовался. Вроде мог прекратить историю, когда узнал, что она любит молодого самбиста Костика, а из меня просто тащит бабло, но мне было так с ней хорошо, что я не решился отказать себе в удовольствии бывать с ней рядом. И все так же приезжал к Алисе, оставался на ночь, занимался с ней сексом, делал подарки, зная, что дорог ей на самом деле абсолютно другой человек. И тогда я понял, что все отношения с людьми – это история про нас и про наше восприятие, а вовсе не про них. Любила меня Алиса или пользовалась – это никак не влияло на то, что я делал и чувствовал. Забавно, да?