Один в один.

Научите меня дышать под водой.

Оказывается, все просто. Оказывается, страх, любовь, радость – узоры слов в программном коде. Строки манипулируют нами. Мы состоим из букв и – вот дураки! – называем это романтикой.

– Где хозяин моего тела? – бледнеет Ольви. – Где?

Здесь, друг мой. В самом центре паутины. Угадай, кто паук.

– Сейчас, сейчас. – Ларс как ни в чем не бывало заглядывает в шкаф, достает флешку с надписью «пятнадцать» и прикасается к ней губами. – Малибу!

Шарик распадается на половинки.

– Что? – хмыкает Ларс, заметив наше удивление. – Это пароль такой.

– Двадцать три года Мэт спал в маленькой железке? – ахает Ник.

– Да. Хло, подай-ка планшет!

«Молодчинка» покорно роется в ящиках стола.

– Поймите вы! Я работаю над лекарством от смертельных болезней! Главное, чтобы было свободное тело…

– И как успехи? Много тел нашли? – перебивает его Ольви.

– Оболочек без душ – в глубокой коме – катастрофически мало. Но они есть!

– И сколько здоровых людей пожертвовало собой?

Сколько людей запуталось в паутине?

– Твоя ситуация уникальна. Марфа умоляла меня согласиться, а я был не против поэкспериментировать за вознаграждение, – спокойно, будто мы обсуждаем сорта конфет, отвечает Ларс.

– Вы сами-то себя слышите? – не выдерживаю я.

Глупый вопрос. Ольви всю жизнь не слышал мать, мы с Ником – друг друга. В городе номер триста двадцать люди глухи с рождения. Да и немы – тоже.

– Золотце, если ты хочешь пробудить во мне совесть, спешу тебя огорчить: она мертва. Меня интересуют лишь эксперименты. А людей я ненави-и-и-жу, – весело, нараспев произносит ученый.

Хло протягивает ему планшет.

– Благодарю, дорогая, – улыбается он. Родинка вновь превращается в сердечко. – Марфа вовремя появилась на моем пути, и я воспользовался случаем.

– Нет. – Ольви пятится, упирается в шкаф, прижимается к дверце. Понимает, что его дом здесь, на полке. – Она бы так не поступила. Точно.

– Почему? – Ученый подключает флешку к планшету. – Марфа мечтала о здоровом сыне. Нельзя винить ее в этом.

– Но какой ценой? – задыхается Ольви. Дергается, словно тело ему не по размеру. Примерил – пора отдавать.

– Ты болел, но начал выздоравливать. А потом Марфа купила зеркало. Обычное зеркало в прихожую. Паренек перепутал и продал кармопотребитель. Приступы вернулись.

Вот почему вы любили море, Марфа. Я согласна с вами: зачем смотреть в отражение, когда шторм накрывает с головой?

– Глядите-ка, – поднимает указательный палец Ларс. – Код загрузился.

На экране вспыхивают строки. Не одна, не десять – тысячи. Человеку, подарившему тело, было всего два года, а его душа разрослась в целый мир.

– Уберите, – сглатывает Ольви.

Он массирует виски и отходит в сторону. Молчит. Громко-громко. Оглушительно. А потом бьет ногой дверцу шкафа. Снова. Снова. Снова. Несколько флешек падают с полок.

– Извините за беспорядок, – морщится он, пряча руки в карманы. – Моя мать вчера умерла, Ларс. Она хотела, чтобы я вас отблагодарил. Да простят меня небеса, но я не скажу вам спасибо. Всего ужасного. Надеюсь, не свидимся, – говорит он и ныряет в полумрак коридора.

Паук отпускает Ольви. Или… Ольви отпускает паука.

– Я догоню его. – Ник устремляется следом.

– Подождите в холле! – кричу я.

Мне нужно задать последний вопрос, но Ларс меня опережает:

– Что у тебя на шее, девочка? – Он бросает планшет Хло, и та сует его в ящик стола.

– Не ваше дело. – Я прячу кулон под толстовку.

– «Не мое дело» напоминает флешку для душ. Где ты ее взяла?

– Какая разница?

Ларс внезапно начинает хохотать.

– Девочка, если бы я хотел, то уже отобрал бы ее у тебя. Спрашиваю еще раз: откуда?

– Из второго блока.

– Лет эдак пятнадцать назад? – догадывается он.

– Откуда вы знаете?

Где заканчивается ваша паутина?

– Я отличаю свои ранние работы от теперешних. Та, что у тебя, – бракованная: души могут терять память или, чего доброго, вообще не устанавливаться на тела.

– Внутри кто-то есть?

Кулон тяжелеет, леденеет и вообще уже не кажется мне таким родным. Нет, мой дом чересчур тесен для чужого мира.

– Я не настолько сволочь, чтобы разбрасывать души где попало. Они все в шкафу.

Слава небесам.

Облегченно выдохнув, я продолжаю:

– Вы записываете людей через индикаторы?

– Конечно, – подтверждает Ларс. – Главное – вставить флешку в запястье.

– А зачем вам игровые автоматы?

– Чтобы совершенствоваться и сравнивать души.

– Вы имели в виду красть? – поправляю я.

– Нет, девочка. Сравнивать.

Что ж, хорошо. Напросились.

Я шумно втягиваю воздух и выдаю последний вопрос:

– За что вас выгнали с работы?

– За особые заслуги.

Он отвечает слишком резко, слишком безразлично. Вот оно, его слабое место. Настало мое время читать.

– Что вы натворили?

– Это важно?

О, ваша паутина не так прочна, господин паук. Как интересно.

– Почему я должен отчитываться перед незнакомой девчонкой? – Ларс подходит ко мне вплотную.

– Перед незнакомой? – С сарказмом фыркаю я. – Заблуждаетесь. В игровых автоматах хранится обо мне многое.

– Автоматы нужны для исследований.

– А что, если я предложу Семерке принять новый закон? К примеру, о запрете на копирование душ. Как вам?

– Хорошо, – закатывает глаза Ларс. – Пятнадцать лет назад я совершил… ошибку. Да зачем тебе это, черт возьми?

Я обожаю читать. Вот зачем.

– Ладно. Я провинился перед другом, – помедлив, сдается он. – Заигрался с экспериментами. С тех пор мы с Оскаром не общаемся.

– С Оскаром?

Шуршат, шуршат разорванные ниточки. Муха победила паука.

– Т… Ты его… знаешь? – заикается Ларс.

– Мы работаем вместе.

Он нервно цокает.

– Над чем?

– Программы пиш…

– Хло, найди ее!