только паршивее. Айзек всеми силами старается не рухнуть на пол. Джой закрывает шкафчик с кружками и, наигранно размахивая рукой перед носом, говорит:

– Тебе и правда надо помыться. И, ради бога, подстригись.

– Я все равно не выхожу из дома.

Джой открывает рот, чтобы сказать что-то еще, но запинается и вместо это просто вскидывает бровь.

– Только на терапию, – поправляется Айзек.

Бровь Джой изгибается еще сильнее.

– И гуляю не пойми где. – Айзек ненамеренно повышает голос.

– Ну же, Айзек, – напирает Джой. – Мы оба знаем, куда ты ходишь.

Айзека снова охватывает жгучая паника, к горлу подступает что-то похожее на аккумуляторную кислоту. Он начинает извиваться как уж на сковороде.

– Я… – Он не может подобрать слов. – Я не хочу об этом говорить. – Айзек сглатывает и машинально скашивает глаза на лестницу.

– Она переживает за тебя, – говорит Джой.

– Доктор Аббасс?

– Нет, не доктор Аббасс.

– А… – выдыхает Айзек.

– И я ее понимаю, – продолжает Джой. – Мы все за тебя переживаем.

– Я же говорю, я в порядке.

Чувствуя, что эту битву ей не выиграть, Джой оглядывает комнату.

– Ну, хоть убрался, – констатирует она.

Ее взгляд останавливается на магните, которым Айзек пришпилил к холодильнику список. Он замечает – или ему только кажется? – что ее нижняя губа начинает подрагивать. Джой принюхивается, приседает и распахивает шкафчик под раковиной. Внимание Айзека все еще приковано к магниту. Джой постоянно притаскивала со своих юридических конференций халявные сувениры. Айзек предпочитал ручки, Мэри – блокноты. Он почти уверен, что даже на обороте лежащей у нее на столе желтой тетради стоит клеймо какой-нибудь солидной фирмы по банкротству. Безделушек на конференциях Джой хватало: попадались и календари, и брелоки с лазерными указками, и магниты, отлично подходящие для того, чтобы вешать на холодильник всякие списки. Когда Джой становилось скучно, а нудный день тянулся и тянулся, она коротала время у столов с сувенирной продукцией, отправляя фотографии потенциальной добычи в их групповой чат в Ватсапе. Точно, теперь он вспомнил. У них был групповой чат на троих. Они называли себя «Три амигос».

– Вот они где, – удовлетворенно говорит Джой. Она все еще ковыряется под раковиной, поэтому ее голос звучит приглушенно.

Она поднимается и поворачивается с рулоном черных мусорных пакетов в руке. Постукивая им по свободной ладони, она смотрит на Айзека так, будто собирается хорошенько посыпать его раны солью.

– Ну? – Она отрывает от рулона один пакет. – За дело?

– Дело?

– Ничего, если не управимся за сегодня, – продолжает она. – Но ты же помнишь, что сказала доктор Аббасс: это важный шаг для того, чтобы отпустить.

– Она так сказала?

– Именно так, – кивает Джой. – Ты сам мне написал. В имейле. Капсом.

Он сам написал?

– Я сам написал?

Брови Джой сползаются к переносице. Брови Айзека следуют их примеру. Очередной провал. Айзек зажмуривается и начинает, медленно выдыхая, растирать виски. Глухо. Когда он снова открывает глаза, Джой уже нет. Судя по доносящимся до него звукам, она в коридоре. Айзек кидается за ней следом, то и дело поглядывая на лестницу. Разгорающаяся внутри паника жжется сильнее прежнего.

– Давай начнем с них, – предлагает Джой, указывая на женские туфли, рядком стоящие у двери. Беговые кроссовки соседствуют с грязными резиновыми сапогами, которые, в свою очередь, утыкаются носами в ботильоны на каблуках. Последние Мэри почти не носила, потому что в них она была намного выше Айзека. Мэри любила время от времени переосмыслить себя, и первой жертвой капитального пересмотра всякий раз становился ее гардероб. Айзек не может удержаться, чтобы не оглянуться на жестянку на каминной полке. Вот уж переосмыслила так переосмыслила.

– Не надо с них, – просит Айзек.

Слова застревают в горле. Он не находит в себе смелости признаться, почему не хочет избавляться от обуви Мэри: если когда-нибудь – теоретически – она снова войдет в эту дверь, что она будет носить?

Джой поворачивается к вешалке и впивается пятерней в рукава сдержанно черного пальто, леопардового плаща и непромокаемой тактической куртки Мэри.

– Как насчет них? – спрашивает она с таким видом, будто выбирает, что бы примерить.

– Нет, их тоже не надо. – Вдруг Мэри замерзнет?

– Ладно, – уступает Джой, одаривая его усталой улыбкой. В руках она все еще держит пустой мусорный пакет. – Если хочешь, можем начать сверху.

Джой протискивается мимо него и начинает подниматься наверх быстрее, чем Айзек успевает осознать последствия того, что она… ну, поднимается наверх. Паника закипает: Айзеку кажется, что шансов испариться у него куда больше, чем шансов догнать сестру. Он стремительно взбегает вверх по лестнице и на четвереньках влетает на лестничную площадку. Джой к этому времени успевает шмыгнуть в спальню. Она тут же принимается оглядывать шкафы и ящики, прикидывая, с чего начать. Перед внутренним взором Айзека тут же разыгрывается худший из сценариев: Джой распахивает шкаф, и Эгг заходится своим коронным леденящим душу криком, который Джой охотно подхватывает. И чем бы это могло закончиться? Волосы на затылке Айзека начинают шевелиться. Он сомневается, что Джой будет столь же обходительна с маленьким чудищем, которого он притащил из леса в то утро, когда подумывал сброситься с моста. Воображение тут же рисует образ Джой, до полусмерти избивающей Эгга, и образ Эгга, обвивающего смертоносные боа своих длинных рук вокруг шеи Джой. Картины, конечно, фантасмагорические, но на долю Айзека выпало достаточно неудач, чтобы уверить его: бутерброд всегда падает маслом вниз. В любом случае одно он знает точно: нельзя позволить Джой обнаружить яйцо. Кстати, о Джой. Она уже успела выдвинуть один из ящиков и приступить к делу. Она достает пижамную футболку и на мгновение замирает, стараясь выровнять дыхание. Неужто ей хватит одного взгляда на одежду Мэри, чтобы потерять свое хваленое самообладание? Она украдкой утирает глаза и вопросительно смотрит на Айзека – он, правда, слишком занят созерцанием дверцы шкафа. Пытаясь привлечь его внимание, Джой приподнимает футболку повыше.

– Оставляем или… – Она снова переводит дыхание. – Или отдаем?

Айзек наконец отводит взгляд от шкафа. «Я люблю свою кровать».

– Что?

– Оставляем или отдаем?

– Ну… оставляем.

Джой кладет футболку обратно в ящик и выуживает следующую. «Я люблю Нью-Йорк».

– Оставляем.

«Я люблю нас».

– Оставляем. Однозначно оставляем.

Джой качает головой, кладет очередную футболку обратно в ящик и задвигает его.

– Тебе нужно прекратить цепляться за это, – вздыхает она. – Пора что-то менять.

– Я не хочу ничего менять.

– Я знаю, что не хочешь, – кивает она. Ее голос звучит немного надломленно. – Но посмотри, что с тобой стало.

Айзек не хочет смотреть. Ни на свою отросшую бороду, ни на грязную одежду, ни на истощенное тело.

– Да что ты об