впадая при этом в панику. В рамках подготовки Айзек даже решил подстричь газон на заднем дворе и позволить Эггу поиграть на скошенной траве – конечно же, в глубокой ночи, когда соседи точно не станут выглядывать в окна. Такого Айзек недельной давности не допустил бы и в страшном сне, но Айзека недельной давности больше нет. Он стал другим. Со стороны может показаться, что он начинает вспоминать, каково это – быть человеком. Что он, вероятно, даже готов снова обрести счастье. Впечатление это обманчиво. Пока.

Наконец поход Айзека и Эгга в город спланирован и подготовлен. Айзек даже решился избавиться от нескольких старых спортивных топов, поношенных купальников и треснувших солнцезащитных очков Мэри. Теперь они делят один мусорный мешок – из тех, что столпились у входной двери, – со сморщенными простынями, которые Айзек обнаружил в недрах сушильной машины. Кстати, он медленно, но верно продвигается по списку. Он уже вычеркнул Позвонить маме. Конечно, беседа вышла недолгой, и он отверг мамино предложение приехать на старый добрый семейный ужин, а заодно помочь ей с готовкой, зато хотя бы успокоил ее тем, что он все еще жив, все еще способен разговаривать и даже в некотором роде сыт. Он успел вычеркнуть из списка еще и Посадить цветы, что казалось попросту невозможным во все предыдущие недели, когда он боялся выходить на улицу (в том числе в собственный сад), не говоря уже о том, чтобы выбираться на настоящие улицы (в том числе городские). Георгины – любимые цветы Мэри – ему подарила Джой, чтобы, «выглядывая летом из кухонного окна, он всегда вспоминал свою жену». Он отправил Джой фотографию свежепосаженных цветов, а затем набрал ее номер и извинился за то, что вел себя как последняя сволочь. Она его простила. Он поделился с сестрой своими грандиозными планами выбраться в город подстричься, опустив часть о своем намерении соорудить космическое коммуникационное устройство. Джой вроде бы порадовалась за него. Если бы она знала, что он недоговаривает – про яйцо, про то, как часто он на самом деле выходит из дома, – она бы так не спешила.

Айзек и Эгг стоят у двери, готовые к выходу в свет. По подсчетам Айзека, проще всего избежать нежелательного внимания в оживленном центре города в послеобеденное время во вторник. Эгг подошел к техническим моментам сборки передатчика с той же скрупулезностью, с какой Айзек – к их походу по магазинам. На огромных листах старой бумаги для рисования, которую Айзек выдал ему из своих запасов, Эгг набросал несколько схем. Вместо кисти он использовал свой похожий на сардельку палец, а вместо чернил – каминную сажу. Он проконтролировал процесс сооружения Айзеком самой простенькой антенны из вешалок, коктейльных ложек и веревки. Теперь эта хлипкая конструкция кое-как держится на крыше – Айзек приладил ее на самый край через окно ванной на верхнем этаже. А еще Эгг составил собственный список – Айзек уверен, что своим существованием этот перечень обязан исключительно тому, с какой нескрываемой завистью Эгг посматривал на список Айзека. По словам Эгга, в его списке есть все что нужно, чтобы он мог попытаться связаться с сородичами и найти семью, которая, по предположениям Айзека, во-первых, существует, а во-вторых, ждет его. Список составлял, конечно же, Айзек – под диктовку Эгга, важно расхаживающего взад-вперед, задумчиво пощипывая пушистую бородку.

Батарейки (пальчиковые)

Скотч

Скрепки

Лазерная указка

Удобрение (для помидоров)

Мука из твердых сортов пшеницы

Садовый гном (какой-нибудь)

Расшифровка его лепета заняла немало времени. Некоторые пункты вызвали у Айзека вопросы. Он погуглил изображения садовых гномов и уточнил, их ли Эгг имеет в виду. Потом он показал Эггу полупустую бутылку с каким-то удобрением, которая хранилась у него в сарае, но Эгг был твердо уверен, что для дела подойдет только подкормка для помидоров с высоким содержанием калия. Айзек, незнакомый с технологическими особенностями мира Эгга и не стремившийся в них вникать, решил не приставать к нему с дальнейшими расспросами. Что ж, мука у него и так есть – ей, притулившейся в дальней части одного из кухонных шкафов, удалось уцелеть в побоище. Список Айзек положил в карман джинсов, которые надел впервые за… долгое время. Настолько долгое, что ему едва не пришлось разминать закоченевшие, слежавшиеся штанины, как светящиеся дискотечные палочки. Правда, они все равно на него не сели – как не сел ни один из его ремней. Пришлось взять один из ремней Мэри – ярко-желтый клетчатый поясок, оставшийся с того краткого сезона ее личной моды, когда она косила под героиню «Бестолковых». Но даже с этим ремнем он выглядит куда приличнее Эгга.

Ну а что? Нельзя просто взять и провальсировать по центру провинциального городка в паре с маленьким пучеглазым монстром и надеяться, что люди ничего не заметят, – конечно, Айзеку пришлось принять меры предосторожности, чтобы Эгг не спровоцировал панику. В поисках подходящих вещей Айзек перерыл мусорные пакеты с одеждой на выброс и обследовал самые дальние углы гардероба. В конце концов он соорудил самодельный слинг и усадил Эгга в него, стараясь придать ему вид человеческого младенца. Заставить его снова притвориться яйцом было бы слишком жестоко, поэтому Айзек просто плотно запеленал Эгга в одеяло – так чтобы его длинные руки не вывалились на тротуар и он об них не споткнулся. Кутая Эгга, он воспользовался моментом, взял одну из его пухлых ладошек и взъерошил ею свои волосы – а вдруг? Никакого видения за этим не последовало. Упаковав Эгга в кокон так, что его лицо почти полностью исчезло под одеялом, Айзек прикрыл его огромные глаза еще более внушительными пластиковыми солнцезащитными очками, которые Мэри купила в эпоху подражания Одри Хепберн. Оставалось разобраться только с белоснежной хохлатой макушкой Эгга. Айзек нахлобучил на нее неношеную кепку, которую Мэри когда-то купила для него в рыболовном магазине на острове Мингалей. «Гроза рыб и женских сердец» – жирными буквами было написано над козырьком. И вот Айзек стоит на пороге с Эггом на груди, его списком в кармане и упакованной в мусорный пакет одеждой Мэри в руке. Он бросает последний взгляд в настенное зеркало и выходит на улицу. Даже за темными очками видно, что Эгг хмурится.

– Ну, согласись, все же лучше, чем в рюкзаке, – напоминает Айзек.

Переживая, как бы Эгг не нашел способ высвободить руки, чтобы поразмахивать ими в знак протеста, Айзек стремительно соскакивает с порога, проносится по ведущей от двери дорожке и оказывается на тротуаре. Едва очутившись на улице, он начинает