заведений, известный как теракоя («храмовые школы»), предназначался для обучения детей определенной местности или деревни. Некоторые теракоя действительно создавались буддийскими или синтоистскими священниками. Чаще, однако, так называемую храмовую школу создавал один-единственный наставник или семейная пара непосредственно у себя на дому. Учителя жили за счет платы, получаемой от своих учеников, с которыми они занимались по часу или около того в день.

В конце XVIII — начале XIX вв. количество частных академий и местных теракоя резко возросло. Еще в 1750 г. в Эдо, согласно одному отчету, «плата за обучение стала крайне низкой, а процесс поступления в школу упростился. Это приводит к удешевлению образования, и теперь даже люди низкого происхождения идут в теракоя. В результате мухицу, «люди без кисточки», которые не умеют писать, стали совсем редким явлением»{37}. К 30-м гг. XIX столетия существовали по меньшей мере три сотни частных академий и около трех тысяч теракоя. По некоторым подсчетам, к концу периода сёгуната практически каждый взрослый житель Эдо и других главных городов умел читать и писать. Другие источники, правда, утверждают, что в 1850 г. от 40 до 50 % всех мальчиков и от 10 до 15 процентов всех девочек в Японии получили образование в том или ином типе учебного заведения. В целом уровень грамотности в Японии в середине XIX столетия был, вероятно, выше, чем в любой другой стране мира, за исключением Англии и Нидерландов.

Типичная программа обучения в частной академии включала в себя знакомство начинающих учеников с классическими конфуцианскими трудами, с углублением этих знаний на последующих этапах. Учеба, таким образом, растягивалась на несколько лет. Наставники в теракоя использовали более широкий набор текстов. В их число входили Сёбаи ёрай («Пособие по торговле») и Хякусё ёрай («Учебник для крестьян»). Целью обучения в храмовых школах было знакомство с письмом и математикой, чтобы их выпускники могли читать официальные постановления, выписывать счета, вести бухгалтерию, читать книги по сельскому хозяйству, правильно платить налоги и так далее. Однако главный акцент при обучении в теракоя делался на долге, обязанности, сыновней почтительности и ответственности перед обществом, то есть на тех ценностях, которые составляли ядро конфуцианских этических норм.

По мере того как дети простолюдинов усваивали основы неоконфуцианства, они сталкивались с текстами, которые отказывали им в тех достоинствах, которые приписывались привилегированной самурайской элите. В 1719 г. Нисикава Дзокэн, конфуцианский ученый и астроном, обучавший сёгуна, опубликовал свою ставшую весьма популярной работу Чонин букуро («Книжная сумка торговца»). Заглавие свидетельствует, что Нисикава мог предложить горожанам целый мешок советов. Обращаясь к ним, он говорил: «Чонин среди четырех сословий занимают низшее место. И находясь в самом низу, они не должны превосходить тех, кто стоит выше них. Они не должны испытывать зависть от того, что другие обладают большим величием. Им следует придерживаться простоты и не роптать на свое положение. Если они будут вести себя подобающим образом, подобно корове, которая получает удовольствие, находясь среди другой скотины, они будут испытывать удовлетворение от своей жизни»{38}.

По мере того как торговцы становились богаче и образованнее, некоторые из них начали переосмысливать определенные неоконфуцианские нормы и бросать вызов интеллектуальным предубеждениям, которые ассоциировали их с тягловыми животными и помещали на самый низкий уровень социально-профессиональной иерархии. Важную роль в поиске новых формулировок для старых идей играли ученые из Кайтокудо, частной академии в Осаке. Эта академия была основана в 1724 г. пятью осакскими предпринимателями. В ней обучались и самураи, однако основной контингент студентов составляли отпрыски богатых купеческих семей города. Китайское классическое образование, к которому они стремились, могло облегчить им доступ в верхние слои самых богатых людей Осаки. Там знакомство с мудростью древних и способность писать стихи на китайском языке считались важными качествами и способствовали продвижению по социальной лестнице. Более того, существовала некоторая надежда, что обучение в Кайтокудо даст и некоторые практические знания, в том числе и знакомство с моралью и нормами поведения, что может пригодиться в дальнейшем при ведении дел.

Первоначально программа обучения в Кайтокудо соответствовала классическим неоконфуцианским стандартам. Однако по мере того как студенты прилежно изучали тексты, их наставники, в основном выходцы из торговой среды, перерабатывали конфуцианское учение, чтобы доказать, что торговцам добродетель присуща не в меньшей степени, чем самураям. Венцом долгого процесса адаптации стал трактат Юмэ но сиро («В месте мечтаний»), написанный в первом десятилетии XIX в. Автор этой книги, Ямагата Банто, родился в провинции Харима. В тринадцатилетнем возрасте он попал в Осаку и стал служить приказчиком в доме своего дяди, известного купца Масуя Кюбеи. В молодости Банто некоторое время учился в академии Кайтокудо, пока не сменил своего дядю на посту главы клана. Будучи великолепным финансистом, Ямагата поднял семейный бизнес Масуя на новый уровень процветания. Уже в конце своей жизни он написал свой замечательный труд, Юмэ но сиро. В нем он изложил свои идеи по поводу того, как понимать наследие прошлого и как помочь простым людям, живущим в этом мире.

В своих философских исканиях Ямагата исходил из предположения, что все объективное знание и человеческие ценности происходят из одной универсальной науки. В частности, он увлекался астрономией, которую изучал по китайским переводам западных книг, и свой труд «В месте мечтаний» он начал со следующего наблюдения: «Вселенная существовала прежде, чем все остальное. Затем появилась земля, и уже после этого — человеческие существа и моральные нормы. Сострадание, добродетельность, пристойность, сыновняя почтительность и преданность были частью того способа, которым люди упорядочивали общество, и они не существовали до возникновения вселенной»{39}. Далее Ямагата переходит к описанию географии, людей и животных в доисторические времена, зарождения японской письменной истории, формирования политического строя в рамках этой истории и текущего состояния японской политической экономии. Наконец, в заключении к «Юмэ но сиро», он вновь утверждает постулат о рациональности всех явлений. При этом он отвергает суеверия, под которыми он понимал религию, веру в божественное происхождение японского народа и разнообразные оккультные истории, и именует все это «мечтаниями».

Две основополагающие идеи красной нитью проходят через весь трактат Ямагата. Первая состояла в том, что знание является объективным и поддающимся проверке. Таким образом, оно может быть доступным для любого человека, взвалившего на себя труд изучить окружающий его мир. Вторая заключалась в постулате, что «способ, которым люди упорядочивают общество», как и весь человеческий опыт, базируется на природе вселенной. Это утверждение, в свою очередь, порождало серию аксиом. Если Коперник учил, что земля не является центром вселенной, рассуждал Ямагата, то и на земном шаре невозможно найти его