Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Согласно большинству домашних кодексов, упорный труд является обязательным условием для достижения успеха. «Вставай рано, — советовал Симаи Сосицу, успешный производитель сакэ из Хакаты (нынешняя Фукуока) и один из первых, кто оставил свои записи потомкам, — и в интересах своего дела работай более упорно, чем кто-либо иной»{42}. Ито Чодзиро, чья семейная лавка мануфактурных товаров в Нагое к нашему времени превратилась в сеть магазинов Мацудзакая, призывал своих работников «вставать раньше, чем кто бы то ни было в мире». Далее он предостерегал, что «медлительность до добра не доводит», поэтому «даже если твоим семейным делом является замешивание коровьего или конского навоза, то исполняй его энергично». Менее образный и более лаконичный Мицуи Такафуса говорил своей семье и работникам: «Тот, кто трудится, никогда не станет бедняком»{43}.
Успех в земной жизни зависел от завоевания расположения покупателей. Одним из способов достичь этого, согласно домашнему кодексу одного известного производителя сакэ, было «сделать очевидным, что ты честен в любом отношении». В том же духе пишет и другой торговец: «Назначай за товар цену, обычную на этом рынке, и никогда не повышай ее в погоне за нечестной прибылью». Значительная роль отводилась вежливости. «Веди себя учтиво с любым, кто заходит в твою лавку или покидает ее, — наставлял один из опытнейших купцов, — будь то старик или юноша, мужчина или женщина». Того же мнения придерживался глава торговцев мануфактурой из Сирокия, который был конкурентом Мицуи в Эдо: «Учтивость по отношению к тому, кто делает большие покупки, естественна». Однако, продолжал он, самым надежным способом сохранить своего клиента является «учтивость по отношению ко всем покупателям, независимо от размеров их приобретений».
Авторы домашних кодексов подчеркивали, что целью упорного труда и верности этическим принципам торговцев является не обогащение одного человека, а процветание из. Под этим понятием в начале Нового времени понималось домохозяйство, объединявшее несколько поколений, в том числе непосредственных предков, а также тех потомков, которые еще даже не родились. Члены такого домовладения стремились сохранить наследство, полученное от предыдущих поколений, и увеличить его для тех членов семьи, которые появятся в будущем. «Каждый, — писал Ито Чодзиро, — наследует свое имя от родителей, и каждый будет иметь потомков. Дом — и никто не может этого отрицать — существует вечно». Поэтому, предостерегает он, «если ты обеднеешь по своей собственной вине, это будет значить, что твои предки трудились напрасно, а твои отпрыски, твоя жена и ты сам будете страдать, превратившись в посмешище для людей». Подобное мнение можно встретить и в кодексе семьи Коноикэ, которая была одной из самых богатых торговых семей Осаки: «Не сохранить то состояние, которое было унаследовано от предков — это значит вести себя непочтительно по отношению к этим предкам, а также подвергать риску благосостояние своих потомков».
Многие главы домовладений по своему опыту знали, что деньги трудно зарабатывать, но легко тратить. Соответственно, они призывали всех членов своей семьи и работников своей лавки быть благоразумными и бережливыми, чтобы сохранить дело и состояние для грядущих поколений. «Всегда будьте осторожными и предусмотрительными в своей работе, иначе ваше дело ожидает крах», — предупреждает кодекс Мицуи. Экономный Симаи Сёсицу предостерегал своих наследников от увлечения цветами и чайными церемониями, но всячески советовал находить применение для обрывков бумаги и поношенной одежды. Мицуи Такафуса приводил в качестве примера неких торговцев из Эдо, которые «носили элегантные одежды», когда они «отправлялись на прогулку или в паломничество по храмам. Их жены и дочери, — зловеще сообщал он, — путешествовали в паланкинах, и даже их слуги и служанки были одеты по последней моде, представляя собой яркую толпу. Прежде чем они опомнились, их дома и лавки были разорены и проданы, и бывшие хозяева оказались без слуг, их жены стали ходить пешком, и все их имущество ушло к другим». В конце концов, не без злорадства отмечал Мицуи, им пришлось «зарабатывать на жизнь изготовлением жалких бумажных фонариков».
Наконец, многие домашние кодексы поддерживали законность сёгунской власти. Кодекс семьи Мицуи содержал следующий пассаж: «Все законы и постановления, изданные правительством, должны исполняться всеми, от хозяина до последнего поденщика». Другой известный купец писал: «В точности придерживайтесь всех правил, установленных властями». Естественным последствием признания законности власти Токугава было то, что торговцы безоговорочно приняли свою роль в системе социального деления японского общества. По этому поводу Мицуи Такафуса приводит в своем сочинении несколько историй, речь в которых идет о том, что торговцев, стремящихся превзойти самураев или живущих не в соответствии с их статусом, ожидает печальная участь. И это были не просто слова, не имеющие под собой реального основания. В начале XIX в. власти осудили наиболее успешного осакского купца Ёдоя Тацугорё за слишком расточительный образ жизни. Он был изгнан из города, а имущество его семьи конфисковано.
Если торговцы придерживались основных принципов чониндо, то есть были честными, сохраняли наследие прошлого и приумножали его для будущих поколений, жили в гармонии с властями и с остальными членами общества, они могли заслужить славу и улучшить свое социальное положение. «Самураи изучают боевые искусства и работают в правительстве, — говорится в одном домашнем кодексе, автор которого находился под сильным влиянием этики Сингаку. — Крестьяне обрабатывают свои земли и платят налоги. Ремесленники работают в своих семейных мастерских и передают детям свои семейные традиции. Долгом купцов является торговля. Каждое из четырех сословий имеет свой собственный Путь, и этот Путь является истинным». Мицуи Такафуса описывает этот Путь следующим образом: «делать дом процветающим, воспитывать членов своей семьи подобающим образом, жить долго и уйти в ясном сознании — это значит быть живым Буддой».
Судя по мемуарам самураев и домашним кодексам торговцев, крестьяне также располагали набором обязанностей, которые составляли свой Путь. Согласно Миямото Мусаси, этот Путь был достаточно простым: «проводить годы, отслеживая смену четырех сезонов»{44}. Исида Байган, который называл крестьян «слугами, трудящимися в поле», рисовал более романтичный образ трудолюбивого японского земледельца: «Утром он идет на поле еще до рассвета