Сердце подскочило, допрыгнуло до горла и там остановилось.

Волосы на голове шевельнулись.

Глафира хрипло вскрикнула и закрыла рот рукой. Междудеревьями стоял человек.

– Глаш, ты что?!

– Там… там… – она тыкала рукой в стекло, щеки у нее былисовершенно белые.

Прохоров посмотрел в ту сторону.

Никого и ничего. Только мокрые стволы сосен да зарослибузины и сирени, голые перепутанные ветки, с которых почти облетели листья.

– Что ты там видишь?!

Прохоров тронул машину, проехал вперед так, что свет фартеперь высвечивал бузинную путаницу до самой последней веточки. Никого иничего.

– Андрей, – трясясь, выговорила Глафира, – выйди и посмотри,а? Мне показалось… я видела… Там кто-то есть!

Он опять посмотрел. «Дворники» мерно постукивали.

– Никого там нет!

Тем не менее он выскочил из машины, оставив дверь открытой,поднял воротник и по мокрой траве запрыгал в сторону кустов и деревьев. Глафиранапряженно смотрела ему в спину, даже глазам стало больно. В открытую дверьтянуло сыростью, запахом мокрых листьев, автомобильной гарью. Ветер шумел.

– Здесь, что ли, Глаша?! – издалека крикнул Прохоров.Глафира кивнула из-за лобового стекла. Он потоптался по мокрой траве, пожалплечами и поскакал обратно. Сел и захлопнул дверь. Вид у него был обиженный.

– У тебя галлюцинации.

– Возможно.

Он посмотрел на нее.

– Не возможно, а точно! И вообще, если тебе мерещатсяпривидения, поехали лучше в Москву. Покатались, и хватит!

– Извини меня, Андрей.

– Не в извинениях дело! Ты нервничаешь, боишься, а здесьглухомань такая! Тебе нельзя тут оставаться, я тебя заберу!

Он говорил и знал, что не заберет, оставит. Ему нужен всегоодин свободный вечер. Всего один глоток свободы – и операция будет завершена.Все, к чему он стремился долгие годы, станет наконец таким же реальным, как этиелки, пропади они пропадом!

Всего один вечер…

Человек, проворно и неслышно отступивший за угол громаднойуличной печки, куда не доставал свет фар, проводил машину глазами. Человеквидел, как она остановилась у крыльца, как выскочила ненавистная профурсеткаГлафира, как залились светом фонари на балюстраде и высокие стрельчатые окна.Дом как будто ожил и задышал. Человек захлебнулся от ненависти, неторопливоминовал невиданную печь, вошел в беседку и потопал ногами в теплых ботинках,стряхивая воду. Здесь, по крайней мере, не льет.

Ну что ж. Придется подождать. Времени не слишком много, нопока в доме тот, второй, сделать все равно ничего нельзя. Сюда, в беседку,никто не заглянет – куда им догадаться! Как их вообще угораздило заметить! Нууж теперь все проверили, больше как пить дать проверять не станут. А вдруг тот,второй, до утра не уйдет?.. Такое вполне может быть! Профурсетка привезлакавалера прямиком в постель покойного супруга, это на нее похоже. Тогдапридется предпринять еще одну попытку, а не хочется, ох как не хочется!..

Человек поежился, послушал, как высоко и сердито шумят сосныпод осенним ветром, опустился на влажную лавочку и закрыл глаза.

Ждать. Ждать.

Выпроводив Прохорова, Глафира заперла дверь на все замки ихотела было посмотреть в монитор, как закроются за ним ворота, но монитор неотзывался, скучно смотрел пустым мертвым глазом и не оживал, хотя Глафирастарательно нажимала все кнопки по очереди.

Ну конечно! После того как ее ударили по голове, Волошинсказал, что вся система видеонаблюдения выключена. Он еще подозревал, чтосистему выключила сама Глафира, а она к ней и близко не подходила!

На улице горели все фонари, и с одной стороны, это былохорошо – дом купался в сиянии, а с другой стороны, не очень, потому что там,куда не доставал свет, царила могильная чернота, еще сильнее обозначеннаяразлитым вокруг победительным сиянием.

– Ну и ладно! – очень громко сказала Глафира и пошла попервому этажу, открывая все двери и везде зажигая свет.

Из двери разлоговского кабинета торчал ключ, и ее открыватьГлафира не стала. Мало ли, может, как раз за ней прячется привидение, маячившеемежду деревьями!..

В том, что привидение было, Глафира нисколько несомневалась.

Теперь дом сиял изнутри тоже, как гигантская рождественскаяшкатулка. Посматривая на сумку, на дне которой был припрятан вытащенный уПрохорова из помойки журнал «День сегодняшний», Глафира загрузила посудомоечнуюмашину, которая быстро и успокоительно загудела. Все, что в машину не влезло,она перемыла под краном и еще до блеска натерла стол, плиту и длинную кухоннуюстойку. Руки у нее слегка тряслись.

Подожди, уговаривала она себя. Не спеши. Все нужно делать схолодной головой, особенно проводить расследование!..

Придирчиво оглядев плоды своих трудов, она налила воду вчайник, включила телевизор, вооружилась веником и совком и, решительно сопя,полезла в камин – чистить. Чистить разлоговский камин было делом долгим итрудным. Глафира влезала в него почти с головой, выметала из углов золу и угли,чихала, но не сдавалась. Когда камин наконец стал таким обновленным и свежим,что в нем можно было поставить кресло и жить, Глафира угомонилась.

От свитера воняло сажей, она на ходу сняла его и понесла вподвал, в «прачечную», где стояли две гигантские стиральные машины, гладильныедоски и растяжки для сушки белья. В подвале свет не горел, и Глафира, постоявсекунду на лестнице, спуститься туда не решилась.

Не пойдет она в темноту!

В конце концов, она же видела в саду привидение! И кто-тозачем-то ударил ее по голове несколько дней назад. И этот кто-то что-то искал вее доме. Нашел или нет? Вот вопрос, на который тоже предстоит получить ответ.

Волоча свитер по полу, Глафира подхватила свою сумку и поширокой крепкой и грубой, как в средневековом замке, лестнице стала подниматьсянаверх. В середине лестницы был выключатель, и она нажала клавишу.

Хлынул свет, заливая и лестницу, и площадку, на которойстояли кресла с высокими спинками и книжные шкафы от пола до потолка. Оналюбила раньше здесь сидеть и читать, тогда было слышно, как внизу ходитРазлогов и разговаривает по телефону, как трещат в камине дрова и смачно зеваетсобака Димка.

Раньше – это когда Разлогов еще был здесь. С тех пор прошлосто лет, а может быть, сто тысяч лет. А может, и не прошло, просто онасостарилась на сто тысяч лет – немало.