как автомат, не отдавая себе отчета в своих действиях, села в машину и примчалась сюда. Еще не успев решить, что предпримет. Только сейчас Сесиль стала понимать всю нелепость своего поступка. Если бы не недавнее знакомство с полицией, это было бы для нее не так ясно. Она, не задумываясь, поднялась бы по лестнице, вошла бы в квартиру… Но ведь это совершенно бессмысленно. Как объяснить свое появление? Ее могли узнать, хотя бы по имени, ведь она только что назвала себя по телефону; да и самый приход ее показался бы странным. Потом, будем откровенны: Сесиль немного трусила — ее воспитывали для другого. И в то же время ее мучил стыд: пусть бы ее появление ничем не помогло, она все равно должна подняться в квартиру, чтобы потом не краснеть за свой страх. Но ведь это ничему не поможет. Конечно, не поможет.

Сесиль видела, как из магазина вышли какие-то люди. Ювелирный и часовой магазин Гайяров. Полицейские стали складывать в машину тюки, похожие на связки газет, потом вынесли ротатор. Должно быть, обыск производили одновременно и в магазине и в квартире. Потом полицейские ушли и долго не показывались. Шофер автомобиля вылез из кабины и прохаживался по тротуару, беседуя с каким-то штатским. Вдруг из подъезда вышла группа людей, окруживших простоволосую женщину. Это была госпожа Гайяр. Сесиль приоткрыла дверцу машины. Полицейские втолкнули Ивонну в магазин. А все-таки полицейские, которые сидят в автомобиле, наверняка меня заметят. Нельзя не заметить. И чем я могу объяснить свое присутствие здесь? Ничем не могу. Ровно ничем. Они, конечно, увезут Ивонну. Я все равно ничего бы не добилась. Отсюда в окно машины мне не видно, надели на нее наручники или нет, они так тесно ее окружили.

Дверь магазина снова открылась. Оттуда вышел полицейский инспектор, он тащил за собой какого-то худого мужчину, скованного с ним наручниками. Сесиль увидела это очень ясно, когда они входили в полицейский автомобиль. В эту самую минуту грузовик, который загораживал машину Сесиль, тронулся с места. К счастью, полицейские не отрываясь глядели на двух агентов, выносивших из магазина кипы бумаги. Наконец появилась Ивонна. Она тоже была скована с одним из полицейских. Сесиль показалось, что Ивонна презрительно усмехалась и медленно оглядывала улицу, словно искала чего-то. Полицейский, скованный с ней, шагнул вперед, Ивонна пошатнулась, но удержалась на ногах и пошла ним. Сесиль не только не закрыла дверцу, но еще шире отворила ее и даже поставила ногу на подножку.

В эту минуту Ивонна взглянула в ее сторону, увидела Сесиль. Улыбнулась и отрицательно покачала головой… потом отвернулась и сказала что-то полицейскому. Он скорчил недовольную мину, очевидно, выругался и обратился к своему начальнику. Тот неопределенно махнул рукой. Тогда полицейский круто повернулся и пошел к дому, увлекая за собой арестованную. Должно быть, она попросила сходить за какой-нибудь вещью. Полицейские уселись в автомобиль.

У Сесиль бешено колотилось сердце. Ясно, Ивонна ее наметила, но отрицательно покачала головой. Значит, Ивонна узнала ее. Что же она подумала? В течение немногих коротких минут, пока Ивонна находилась в своей квартире, госпожа Виснер лихорадочно разрабатывала планы действий, один безумнее другого. А вдруг Ивонне удастся освободиться, она вскочит в машину, и Сесиль даст полный ход. Шофер полицейского автомобиля не сможет так быстро тронуться с места, полицейские потеряют время… Маленький виснер легче пройдет по здешним узким улицам, чем их громоздкая машина. Сесиль уже представляла себе погоню, — две машины несутся с головокружительной быстротой. Совсем как в кино. А куда она отвезет Ивонну? К себе, на авеню Анри-Мартен, — только, конечно, не сразу…

Вот и Ивонна. Она надела шляпу и взяла сумочку, прижимает ее к себе свободной рукой. Полицейский грубо тащит ее вперед, очевидно, она упирается. Она глядит в сторону Сесиль Виснер. Боже мой, ведь она хочет мне что-то сказать, подать знак… Не думая, что делает, Сесиль настежь распахнула дверцу машины… И вот женщина, которую полицейский дотащил уже до края тротуара, вдруг повернула голову и крикнула: — Дети! — Пусть полицейские думают, что она обращается к кому-то, кто остался дома, Сесиль, знала, что именно к ней обращен отчаянный крик Ивонны: — Дети!

Полицейские грубо втолкнули Ивонну в автомобиль. Машина тронулась.

Дети… Ну, конечно… Это крик матери, которую разлучают с детьми. Но, как ни странно, в голосе Ивонны прозвучало и что-то иное. Дети? Вдруг Сесиль все поняла: Ивонна хотела сказать… ну, конечно же. Она вышла из машины, захлопнула дверцу. А вдруг?.. А вдруг там, в магазине, остался в засаде полицейский, даже наверное так… Ну, а в квартире? Пусть это безумие, но Сесиль вошла в дом. Жильцы столпились у швейцарской и горячо обсуждали происшествие, так что никто ничего не спросил у вошедшей дамы. Кажется, это на третьем этаже? Да, на третьем. Дети еще в школе, подумала Сесиль, я подожду их на площадке, а когда они вернутся… Вот и дверь. Дверь направо. Сесиль тронула ручку, и вдруг дверь подалась, она не заперта…

Все еще не думая о том, что делает, Сесиль вошла. Только потом ей станет неловко за это вторжение, будто она совершила святотатство… Но сейчас Сесиль стоит одна в передней, где разбросаны как попало вещи, и смотрит в открытые двери комнат, не решаясь войти; полицейские перерыли всю квартиру, белье из шкафа выкинуто прямо на пол, сброшены с полок книги, валяются на ковре туалетные принадлежности, какие-то ящички, маленькие ножницы, катушки, нитки — умелый, молниеносный разгром. За последнее время они набили себе руку…

Сесиль проходит через гостиную с белой мебелью. Kaкой вульгарной показалась ей эта обстановка при первом посещении Гайяров, а теперь, видя опрокинутые стулья, перевернутые картины (должно быть, смотрели, не спрятано ли что за рамами), видя, как все вокруг раскидано и поломано, она испытывает стыд за тот критический взгляд, которым когда-то окинула все это мещанское благополучие, — теперь его расшвыряло чудовищным шквалом. Вот здесь, за этой дверью, должно быть, спальня. Сесиль не ошиблась. И тут такой же разгром, как и в остальных комнатах; перерыта постель, туалетный столик Ивонны… Здесь жил Жан. Вот и телефон на тумбочке, возле кровати. Отсюда к ней доходили бессвязные, сжигавшие ее слова. Боже мой, несчастные люди! Лишь сейчас Сесиль подумала о муже Ивонны, который находится где-то на фронте. Когда он узнает об этом? Он далеко отсюда, бессилен что-нибудь сделать… Сесиль чувствовала себя преступницей, расхаживая одна по чужой квартире в отсутствие хозяев. Вся их жизнь перед ней, и потаенная