Элоди выглядела усталой, вялой и изможденной, он сомневался, сумеет ли она выдержать бешеную скачку на побережье. Возможно, следует переночевать на постоялом дворе к северу от Парижа, а завтра с утра уехать. Решение задержаться недалеко от города показалось ему правильным. Хотя сейчас Элоди лишилась цели, стремление к которой помогло ей выжить после побоев Сен-Арно, ускользнуть от преследователей по пути из Вены и сбежать от самого Уилла, после хорошего отдыха она могла изменить решение и забрать сына. Какой смысл плыть на судне контрабандистов, если на полпути она передумает и захочет вернуться?

Переживший агонию вследствие потери единственного человека, которого когда-либо любил, он прекрасно понимал ее чувства. В отличие от его матери Филипп жив и здоров. Хотя Уилл понимал, что из любви она ставит благополучие сына превыше собственных устремлений, внутренне все равно протестовал против жертвы, на которую ей пришлось пойти. Он хотел смягчить ее боль, предложив вернуться и выкрасть сына, но в данный момент возразить ей не мог. Его владения и накопленное состояние не сравнить с богатством графини, даже если бы удалось убедить Элоди принять его помощь. Что же до влиятельности, тут он мог похвастаться лишь связями дяди, который точно не поддержит незаконнорожденного племянника. Более того, Уилл рисковал вообще лишиться расположения кузенов – разбойников Рэнсли из-за связи с женщиной, погубившей репутацию Макса, которую он должен был восстановить. Он решил ничего не предлагать Элоди, чтобы не давать ложных надежд, до тех пор пока сам все тщательно не обдумает и не выработает план лучше.

Значит, им лучше всего переночевать на постоялом дворе к северу от Парижа.

Быстро обменяв тележку со скарбом на лошадей, Уилл посадил апатичную Элоди в седло. Остаток дня они скакали на север со скоростью, которую, по его мнению, она вполне могла выдержать. Незадолго до наступления темноты прибыли в деревеньку, стоящую у почтовой дороги. Найдя подходящую гостиницу, Уилл снял комнату.

По дороге она ни разу не посмотрела на него, не произнесла ни слова, глубже проваливаясь в бездну отчаяния и усталости.

Уилл отвел ее в комнату и бережно уложил в постель.

– Отдыхай. А я пойду раздобуду чего-нибудь поесть и договорюсь о лошадях на завтра. Скоро вернусь. Не переодеться ли тебе снова в мужскую одежду? Думаю, на последнем участке пути это нелишняя предосторожность.

Элоди безмолвствовала. Вздохнув, Уилл раздел ее до нательной сорочки и поправил подушки. Когда закрыл за собой дверь, она по-прежнему невидящим взором смотрела в потолок. К тому времени, как он вернулся, совсем стемнело. Он зажег свечу и увидел, что она дремлет в прежнем положении, голова на подушках, как у сломанной куклы, лицо бледно, руки безвольно вытянуты вдоль тела.

Сначала он намеревался оставить еду и вино на прикроватном столике и уйти. Менее всего хотелось становиться свидетелем ее агонии и снова погружаться в омут собственного детства. Но он тянулся к ней всем существом и не мог бросить горевать в одиночестве, беззащитную, даже если для этого придется снова переживать нежелательные воспоминания.

Пододвинув стул к кровати, Уилл сел и стал наблюдать за ней. Внезапно она содрогнулась и вскрикнула.

– Тише, милая, – прошептал он, обнимая ее.

Она напряглась всем телом и отпрянула от него, но потом постепенно пришла в себя, взгляд сделался осмысленным.

– Уилл, – негромко произнесла она, снова падая в его объятия.

Он усадил ее на кровати, подложив под спину подушки.

– Я принес еду и питье, – сказал он и потянулся к седельной сумке. – Ты должна поесть. Уже стемнело, а у тебя с раннего утра маковой росинки во рту не было.

Элоди продолжала хранить молчание, но, когда он прижал к ее губам чашку, сделала глоток. Потом он стал молча класть ей в рот кусочки хлеба и сыра, которые она механически жевала, не осознавая, что делает.

Остатки хлеба и вина Уилл прикончил сам и стал убирать мясо и сыр обратно в седельную сумку. Элоди обхватила себя руками и стала раскачиваться взад и вперед.

На ее глазах показались слезы, и несколько секунд спустя она отчаянно заплакала. Отбросив сумки, Уилл забрался на кровать и обнял ее сотрясаемое рыданиями тело. Баюкал, пока она оплакивала свое горе, сожалея, что не знает иного способа облегчить ее тяжкую ношу. Наконец, всхлипы пошли на убыль, а потом и вовсе затихли, и Элоди заснула в его руках.

Уилл, должно быть, тоже задремал. Придя в себя, увидел, что свеча догорела до конца. Слишком изнуренный, чтобы зажигать другую, он откатился от Элоди и, раздевшись, снова нырнул под теплое одеяло.

Обняв, он прикоснулся губами к ее губам и прошептал:

– Спи, моя милая. Завтра нам предстоит долгий путь.

К его удивлению, она притянула его голову к себе и ответила на поцелуй. Это было не нежной лаской, а требовательной атакой на его рот. Ее язык скользнул внутрь. Уилл, ощущая мощный прилив желания, тут же стряхнул с себя остатки сна.

Элоди целовала его в губы, лаская затвердевшее мужское естество. Заставив лечь на спину, она прервала поцелуй и, одним быстрым движением сорвав с себя сорочку, оседлала его, приняв набухший член в мягкие манящие глубины своего жаркого лона.

– Люби меня, Уилл, – раздался в темноте ее настойчивый голос.

Уилл понимал, что это лишь отчаянное желание забыться, растворившись в наслаждении, и, если, ублажая ее, сумеет отогнать терзающую ее боль, он готов с радостью повиноваться. Схватив ее за ягодицы, он задвигался быстрее, с силой пронзая тесное соблазнительное лоно.

Как бы ни стремился растянуть удовольствие, он понимал: Элоди этого не хочет. Он стал ласкать пальцами ее соски. Она наклонилась вперед и задвигала бедрами, делая слияние тел еще более полным. Наращивая темп, скакала на нем все более лихорадочно, впиваясь ногтями ему в плечи и прикусывая зубами кожу, до тех пор, пока не вскрикнула, достигнув пика удовольствия. Мгновение спустя Уилл испытал разрядку и, не выходя из нее, заключил ее в объятия и перекатился вместе с ней на бок. Изнуренные и насытившиеся, они провалились в глубокий сон.

На следующий день Уилл проснулся на рассвете. Почувствовав присутствие Элоди рядом, испытал радость. Его тело окутывала пелена тепла, притупляющая все чувства, поэтому он не сразу вспомнил, какой подавленной и убитой горем была вчера Элоди.

Прошлой ночью она ожила в его объятиях, позволив на время забрать свое отчаяние и печаль. А это уже что-то да значит.

Ее сын жив и здоров, стало быть, есть надежда. Если бы те, кто следил за ней, хотели причинить зло мальчику, могли бы сделать это давным-давно, следовательно, можно рассчитывать на то, что он будет и дальше благополучно жить с графиней. Уилл полагал, что в конце концов ему удастся придумать способ заполучить ребенка обратно, не причиняя ему страданий. А пока нужно доставить ее в Англию.

Она зашевелилась, он поцеловал ее в губы. К его радости, она что-то сонно забормотала и, обвив его шею руками, ответила на поцелуй. Когда она прижалась к нему всем телом, он тут же испытал огромный прилив желания, и они занялись любовью неспешно и восхитительно, позабыв на время о проблемах, ожидающих за пределами комнаты.