Посмотрев на Сен-Арно, граф вздохнул:

– Тьерри, ну когда же вы перестанете совершать необдуманные поступки? Едва Талейран узнал, что вы поспешили задержать эту леди, он тут же поставил в известность герцога де Ришелье. Он-то велел вам оказать ей всяческое содействие.

– Оказать всяческое со… – эхом повторил Сен-Арно. – Ничего подобного! Он приказал мне «позаботиться о ней»!

– Именно так. Однако, какие бы распоряжения ни отдавал Талейран, политические решения принимает герцог Ришелье. После того как вы потерпели фиаско в Вене, лишь ваше семейное имя и славное наследие предков позволило Талейрану сохранить вас в должности. Месье Рэнсли искал помощи мадам Лефевр для разрешения личного вопроса, касающегося лишь его семьи и, возможно, британского министерства иностранных дел. Нечего беспокоить по таким пустякам его величество короля, рекомендую вам немедленно прекратить чинить препятствия этим людям. Должен предупредить, герцог де Ришелье гораздо менее склонен прощать, чем Талейран.

Повернувшись спиной к Сен-Арно, де Мерлонвилль обратился к Элоди и Уиллу:

– Мадам и месье, приношу извинения за причиненные неудобства. Герцог будет счастлив предоставить вам эскорт до побережья, чтобы никакие мятежники вас больше не побеспокоили.

Смерив подозрительным взглядом самопровозглашенного помощника, Уилл отрицательно покачал головой.

– Благодарю вас, в этом нет необходимости.

– А что будет с ребенком? – не выдержала Элоди, желая раз и навсегда прояснить ситуацию.

– Ребенком? – повторил де Мерлонвилль.

– Филиппом. Филиппом де Ларошери.

– Какое отношение крестник герцога Талейрана имеет ко всей этой истории? – удивился он.

– Филипп – крестник Талейрана? – недоверчиво произнес Уилл.

– Неофициально, конечно. Но покойный муж графини много лет был близким соратником герцога, и теперь он присматривает за его вдовой.

– Понятно. – Испытанное Элоди облегчение оттого, что у графини есть могущественный покровитель, который обеспечит безопасность ее сына, быстро померкло от осознания истинного значения этого знакомства.

Она могла помечтать о том, что однажды у нее будет достаточно денег на приобретение собственного дома, чтобы потягаться с влиянием графини на Филиппа. Но даже в самых дерзких своих фантазиях она не смела и надеяться, что у ее сына появится такой крестный отец, как герцог Талейран, богатый, влиятельный, сумевший удержаться на верхних ступенях политической лестницы Франции во время смены трех правительств.

Уилл, похоже, почувствовал ее беспокойство. Спрятав нож и пистолет, взял ее за руку:

– Ты готова идти?

– Думаю, да. – Что-либо говорить или делать было бессмысленно.

Уилл посмотрел на де Мерлонвилля и, кивнув в сторону Сен-Арно, спросил:

– Можно его на минутку?

– Только если прежде пообещаете не разорвать его на куски, стоит мне отвернуться. Хозяин гостиницы очень опечалится, да и ковер, залитый кровью, будет безвозвратно испорчен.

– Даю слово.

Де Мерлонвилль кивнул.

– Месье Рэнсли, передайте наилучшие пожелания вашему дяде, графу. Находясь в Лондоне по делам герцога прошлой осенью, я имел возможность познакомиться с ним и несколькими другими лидерами парламента. А вы, Тьерри, надеюсь, понимаете свое нынешнее положение? Ваше назначение на Карибы по рекомендации герцога Талейрана не подписано пока. Уверен, вы не захотите поставить под угрозу свое политическое будущее, снова причиняя беспокойство этим достойным людям.

– Ах, ну разумеется, нет, дорогой граф.

– В таком случае предлагаю вам подготовиться к возвращению в Париж, в то время как они продолжат свой путь.

Быстро кивнув, Сен-Арно развернулся, схватил пальто, стал собирать табакерку и прочие расставленные на столе предметы. Граф пробормотал за его спиной:

– Санта-Лючия – очень милый остров. Вот только там распространена тропическая лихорадка, да и об опасности нападения пиратов забывать не стоит. Многие смельчаки отправлялись туда, но обратно вернулись единицы.

Подмигнув Уиллу и Элоди, он поклонился и вышел из комнаты.

Уилл тут же повернулся к Сен-Арно, который, уже надев пальто и забрав личные вещи, продолжал стоять так, чтобы между ними по-прежнему находился стол. Его красное лицо свидетельствовало о ярости и досаде.

– Что ж, паразит, похоже, вам удалось остаться в живых. Вашим заверениям о мальчике я ни на грош не верю, зато очень уважаю герцога Талейрана и его планы. Хочу, чтобы вы знали – я буду присматривать за вами. Молитесь, чтобы сын мадам Лефевр прожил долгую жизнь, был здоров и процветал. Если я узнаю, что у него хотя бы насморк, тут же разыщу вас и прикончу.

Взяв Элоди за руку, Уилл сказал:

– На побережье в Кале нас ждет судно.

Хотя Уилл и Элоди вежливо отклонили предложение де Мерлонвилля о сопровождении, они все же ощущали чье-то незримое присутствие. На четвертый день их путешествия после наступления темноты Уилл по лестнице черного хода вывел Элоди из комнаты на постоялом дворе в Кале и повел к лошадям. Оседлав их, они поскакали в ночи. Только тогда Элоди осознала, что и Уилл заметил слежку и проявляет повышенную осторожность.

В молчании они ехали по узким боковым аллеям, путь им освещали лишь звезды и огни оставшегося позади Кале. Наконец, они достигли небольшого порта, расположенного южнее на побережье, и спешились у захудалой гостиницы с одним-единственным тусклым фонарем над входом.

Шепотом приказав Элоди ждать на улице, Уилл скрылся внутри. Через несколько минут он появился вновь, поставил лошадей под навес амбара и проводил Элоди в комнатку с низким потолком под самой крышей, крошечное окошко которой выходило на дорогу и гавань.

– Извини, что пришлось вытащить тебя из мягкой постели ради ночевки в этой богом забытой дыре, – сказал он, жестом указывая на стол у окна. – Не то чтобы я не доверял словам помощника премьер-министра, но в Англию предпочитаю вернуться на том судне, которое выберу сам. Будем надеяться, что ни Талейран, ни де Ришелье ничего об этом не узнают.

– На корабле контрабандистов? Эта халупа похожа на притон. Какие у вас интересные связи, месье Рэнсли.

От ее колкого тона его глаза вспыхнули.

– Тебе уже лучше? – поинтересовался он, вытаскивая из седельной сумки флягу с вином и наливая им по кружке.

«Лучше ли мне?» – мысленно спросила себя Элоди, принимая кружку. Она пережила агонию, оцепенение, точно человек с ампутированной конечностью, медленно отходящий от воздействия опия. Словом, чувствовала себя опустошенной, как морские раковины во время шторма, лишившиеся скрытых в них сокровищ и выброшенные на песчаный берег.

– Я ощущаю здесь свое присутствие.