же описываем все точно, согласно тому, как передавал нам это видение сам видевший11. Явилось же это видение в лето от воплощения Господа тысяча сто сорок девятое12, т. е. во второй год похода Конрада, римского императора, в Иерусалим, в четвертый год апостолата папы Евгения II, в каковой год он вернулся в Рим из галльских земель. В этом же году Малахия, епископ Доунский и ирландский легат, жизнью и учением коего вся западная Церковь прославляется, по дороге в Рим скончался в Кларавалле13; житие же его, полное чудес, Бернард, аббат Кларавалский описывает14 отменным слогом. О нем мы, с соизволения Божия, упомянем в своем месте. Равным образом, Неемия15, епископ Клюнийский, муж, ученостью, и родом, и святостью преславный, святой и достопочтенный старец девяноста пяти лет, в собственной епархии перешел от многотрудной борьбы жизни сей к блаженству жизни вечной. О его жизни и чудесах мы скажем в другом месте, ибо знали, что вы жаждете примеров святых для возвышения души. Но так как в наше намерение не входит изложение трагедий16, поспешим с Божьей помощью к порученной нам работе.

Кончается предисловие. Начинается видение некоего ирландского рыцаря, для поучения многих записанное.

Итак, Гиберния17 есть остров, на крайнем западе океана расположенный, тянущийся с юга на север, полный озер и рек, покрытый рощами, в злаках плодороднейший, молоком и медом и всяческими видами рыбного промысла и охоты изобильный, виноградников не имеющий, но вином богатый, со змеями, лягушками, жабами и всеми ядовитыми животными настолько незнакомый, что его деревья, кожи, рога и пыль известны, как противоядие против всех ядов; духовными мужами и женами он достаточно известен, оружием же могуч и славен; с полуденной стороны он соседит с Англией, с востока – со скоттами, а также с бриттами, коих некоторые называют валлийцами, с севера – с Катами и Оркадами18; напротив же его к югу лежит Испания. Этот остров имеет тридцать четыре главных города, епископы коих подчинены двум митрополитам. Артимаха19 – митрополия северных ирландцев, южных же – великолепнейший Касель20, из которого происходит некий муж высокородный по имени Тнугдал, жестокосердие коего или, вернее, то, что сотворило в нем Божье милосердие, составляет содержание сего труда нашего.

Был означенный муж летами молод, родом знатен, обличием весел, наружностью красив, воспитан в придворных нравах, в одежде изыскан, образом мысли великодушен, военному делу изрядно обучен, обходителен, учтив и радушен. Однако – о чем я не могу говорить без огорчения – чем больше верил он в красоту тела и храбрость, тем меньше заботился о вечном спасении души своей. Ибо, как он теперь часто со слезами сознается, ему было неприятно, если кто, хотя бы и в немногих словах, хотел поговорить с ним о спасении души. Церкви Божьей не почитал, на нищих же Христовых не хотел и смотреть. Бахарям21, скоморохам и песенникам, ради бренной славы, раздавал все, что имел.

Но, так как Божественному Милосердию захотелось положить конец таковому злу, Оно призвало его, когда пожелало. Ибо, как о том свидетельствуют многие жители города Коркагии22, которые тогда были при нем, он в течение трех дней и ночей лежал мертвым, во время коих он горьким опытом познал то, что прежде с легкостью отметал, так как теперешняя его жизнь показывает, что он выстрадал23. Перенес же он многие невероятные и нестерпимые виды пыток, коих порядок и названия нам нетрудно будет описать вам для поднятия вашего благочестия, согласно [рассказу], услышанному нами из уст того, который видел их и претерпел.

Имел он много друзей-приятелей, а среди них одного, который после [какого-то] обмена, состоял его должником на трех коней. Он же, выждав до назначенного срока, по прошествии положенного времени, посетил друга. Радушно принятый, он провел там три ночи и затем заговорил о делах. Когда же тот отвечал, что у него нет под рукой того, что он требовал, он в сильном гневе порешил вернуться тем путем, каким пришел. Должник же, желая смягчить друга, просил его, чтобы он перед уходом соизволил с ним откушать. Не желая отказать ему в просьбе, он сел и, поставив рядом секиру, которую держал в руках, стал вкушать пищу вместе с приятелем. Но Божественное Милосердие предупредило это намерение. Ибо, не знаю, чем внезапно пораженный, он не сумел поднести ко рту протянутой руки. Тогда он стал кричать ужасающим голосом и с такими словами поручил только что отставленную секиру жене своего друга: «Храни, – сказал он, – мою секиру, ибо я умираю». И немедленно вслед за сими словами бездыханное тело упало, точно в нем никогда не было души. Наступают все признаки смерти: волосы белеют (sic), чело застывает, глаза закатываются, нос заостряется, губы бледнеют, подбородок опадает и все члены тела твердеют. Бегут слуги, уносятся яства, вопиют латники, плачет хозяин, укладывают тело, бьют тревогу, сбегается духовенство, дивится народ, весь город взволнован смертью доброго рыцаря. Что же далее? От десятого часа четвертого дня24 до того же часа субботы лежал он замертво, без всякого признака жизни, за исключением того, что легкое тепло в левой стороне груди ощущалось теми, кто внимательно ощупывал тело. Поэтому, т. е. потому что они чувствовали тепло в этом месте, они не пожелали похоронить тела. Вслед за тем он в присутствии клира и народа, которые сошлись для его похорон, ожил и стал слабо дышать в течение приблизительно одного часа. Изумились все, даже мудрые, говоря: «Это ли дух уходящий и не возвращающийся?» Он же, слабым взором оглядевшись вокруг и спрошенный, хочет ли он что-нибудь сказать, дал понять, чтобы принесли Тело Господне и, приняв Его и вкусив вина, начал с благодарностью восхвалять Бога, говоря: «Боже, больше Твое милосердие, чем моя скверна, хоть и очень она велика. Ты посылал на меня многие и лютые беды, но и опять оживлял меня и из бездн земли опять выводил меня»25.

И, сказав сие, он разделил все имущество свое и раздал бедным, и велел осенить себя знамением креста спасительного, и поклялся во всем бросить прежнюю жизнь.

Все же, что он видел и претерпел, он после пересказал нам следующими словами.

II. Об исходе души

Когда, сказал он, душа моя сбросила тело и познала, что оно мертво, затрепетала она в сознании греховности своей и не знала, что делать. Она боялась, но чего боялась, не ведала. Хотела вернуться к своему телу, но не могла войти в него;