– О. – Герти откашлялась.

– Я сейчас вернусь. – Коллин передала Алсею Энид и вышла через двойные двери на парковку, чтобы глотнуть свежего воздуха. Она не спала допоздна – сначала растирала желтки, потом переложила смесь в кондитерский мешок, наполнила ею упругие белые полусферы яиц. Проснулась она усталой, сожгла тосты на завтрак, а когда гладила рубашку Карпика, то обнаружила, что на ней не хватает одной пуговицы. Даже дождь, казалось, словно специально дразнил ее, брызгая в лицо каплями мороси. И конечно же Энид не пришла заранее, и, разумеется, ничего не успела подготовить. А теперь еще она увидела позабытую на капоте третью кастрюлю с фаршированными яйцами. На сделанной из фольги крышке блестели бисеринки дождя.

«Будь с сестрой полегче. Когда-нибудь только вы друг у друга и останетесь».

Коллин подняла взгляд, оглянулась, словно мама могла стоять там, на другой стороне парковки.

Она пережила десятки таких вечеринок, как эта. Шесть детей, и у всех крестины, дни рождения, школьные спектакли. Она и сегодня справится. Она сосредоточится на том, что у нее есть: Карпик. У нее был Карпик.

– Ты их сколько сделала? – спросила Энид, когда Коллин вернулась ко всем. Ее рука зависла над фаршированными яйцами, словно она пыталась решить, что же делать дальше. Даже сейчас, когда бедра ее потяжелели, а бледную кожу пятнали маленькие оспинки, она все еще была очень красива. «Чтобы такое с собой делать, надо быть красивой», – сказала мама, когда Энид в первый раз отрезала себе волосы. Коллин поняла намек.

Дети Энид набросились на миску с шоколадными конфетами.

– И от кого эти рыжие такого нахватались? – спросил пастор.

– Виновата, – легкомысленно ответила Энид. Казалось, она считает себя виновной за их поведение не больше, чем за цвет их волос.

У отца волосы были темные, но когда он отращивал бороду, по обе стороны рта пробивались две полосы рыжих волос, словно ржавые петли. Коллин задалась вопросом, помнит ли об этом Энид.

– Можешь ее подержать? – Она снова вручила малышку Коллин.

Двери на детскую площадку были распахнуты, и она увидела Рича – он сидел снаружи на пне и разговаривал с остальными мужчинами. На коленях у него стояла бумажная тарелка.

– Безработные засранцы-хиппи, – ругался Юджин. – Я тебе скажу, что их на самом деле бесит. Что куча таких деревенщин, как мы, зашибает большие деньжищи. Девственный лес, как же. Да кому вообще девственницы нужны? Если они опять объявятся, стоит их всех перестрелять.

– Да ты даже в сарай попасть не сможешь, – укорил его Лью Миллер. – Причем находясь внутри. Как ты, черт подери, пережил Вьетнам?

– Убивал всех голыми руками, Лью. Собственными голыми руками.

Укачивая Алсею на руках, Коллин смотрела, как Карпик гоняется за Уайетом по детской площадке. Подтянулись опоздавшие на крещение гости и навалили себе на бумажные тарелки макаронный салат. Вдова погибшего установщика чокеров торопила своих луноликих детей. Таким детям на лоб разве что штамп компании не ставили. «Сандерсон» обеспечивал их зимней одеждой, а на Рождество им дарили корзину, доверху наполненную мандаринами. Однажды Эвелин МакКерди – ее отца разрубили пополам в результате несчастного случая на такелажных работах – оставила мандарин на своей парте. Коллин пробралась в класс на перемене, взяла мандарин и съела его в женском туалете. Даже после того, как она вымыла руки, она еще долго ощущала на пальцах цитрусовый аромат кожуры. Девочкам, чьи отцы утонули, собирая мидии в одолженном ялике, рождественские корзины никто не дарил.

Коллин поудобнее перехватила Алсею.

– Заведи еще одного ребенка, – посоветовала двоюродная бабушка Юджина, Герти. Она наклонилась к Коллин, словно собиралась поведать некий секрет. Белые волосы Герти вились кудрявыми локонами. От нее пахло тальком и чем-то кислым. Коллин через силу улыбнулась, и Герти похлопала ее по руке. – Милая, ты холодна как лед.

У Коллин возникло желание ее отшлепать. Она, конечно, его подавила и вместо этого позволила Герти заняться пеленками Алсеи. Ей было почти девяносто, и вдовой она пробыла уже больше полувека. Ее единственный сын умер от полиомиелита. Она до сих пор носила в медальоне его фотографию.

По комнате пронесся хор смешков. Вошел Юджин, положив руку на бедро Энид. Рич никогда не прикасался к Коллин на людях.

– Только посмотрите на этих двоих, – цыкнула Герти. – Помяни мое слово, скоро мы снова сюда вернемся. Ну. Ты тоже еще молода.

Но когда это Коллин чувствовала себя молодой? Даже в подростковом возрасте Энид казалась ей не младшей сестрой, а непутевой и беспечной дочерью. Она посмотрела на Рича, который, наклонив голову, вслушивался в угасающий вечер.

– Без братьев и сестер одиноко, – сказала Герти.

– У Карпика есть кузены. – даже для самой Коллин это прозвучало неубедительно.

– Заведи еще одного ребенка. – Герти снова похлопала ее по руке. Кожа у нее обвисла, вся покрылась старческими пятнами. – Не видела ни одного мужчины, которому бы не нравилось этим заниматься, сколько бы лет ему ни было.

Карпик вернулся в зал.

– А теперь мне можно торт? – спросил он. Торт горбился на блюде, как осыпавшийся песчаный замок. Дот отрезала ему кусочек.

– Здорово, когда дети не плачут. – Она улыбнулась спящей на руках Коллин Алсее.

Они нашли себе место за столом, и Карпик принялся облизывать с вилки глазурь. Коллин поцеловала его в макушку. Ее милый мальчик. Ее маленькое чудо.

– Печенюшка, – прошептала она. – Откуда у тебя такие красивые каштановые волосы?

– Марла! – заорала Энид. – Положи это все в пикап!

Марла подняла ящик со льдом.

– У нее сегодня свидание, – пояснила Энид. – Она меня саму в пикап отнесет, если я ее попрошу, – только бы разрешила ей пойти.

Когда-то, еще до рождения Карпика, Коллин так мечтала о собственном ребенке, что сердце ее разрывалось пополам, даже когда она просто желала маленькой Марле доброй ночи. И посмотрите только, как она выросла: уже почти взрослая девушка, прекрасные белокурые волосы, кожа настолько бледная, что на висках проступают голубые венки. Ужасно красивая. «Красота до добра не доведет, – однажды сказала мама Коллин, когда она еще училась в старшей школе. – Вмиг забеременеешь и окажешься связана семьей еще до того, как вообще поймешь, чего хочешь в жизни. Лучше уж быть невзрачной».

– Мне нужно пиво, – объявил Юджин. Они уже успели вытряхнуть скатерти, вытерли и сложили столы.

– А дети? – спросила Коллин.

– Ну пусть отопьют, если хотят. Я им личное пиво покупать не буду.

Дети втиснулись за угловой столик в «Одной-единственной».

– Я хочу картошку с сыром, – потребовал Уайет.

– Я тоже, – сказала Энид.

– Мы только что поели, – заметила Энид. У барной стойки Дэниел разговаривал с Бесси МакКуэйд – в