– О, жалость – последнее, что мне нужно, – рассмеялась жрица, и на этот раз её смех казался жутким. – Я показываю тебе волю нашего Бога.

– И притом тебе не хватает смелости даже показать мне своё лицо, – оскалился бальзамировщик.

– Моё лицо забрал Сатех – и это тоже была плата за слепоту. Но ты можешь увидеть то, что осталось, Перкау, – мрачно усмехнулась жрица.

Она скинула терракотовый калазирис, обнажая красивое зрелое тело, которое бальзамировщик, к смущению своему, хорошо помнил. Что произошло в следующий миг – он не понял. Его взгляд просто не успел уловить, а разум – осознать, потому что ничего подобного он не видел прежде.

Её плоть стала мягкой глиной, речной водой, подёрнутой рябью, сыпучим песком барханов Каэмит. Знакомый облик плыл, стекая в никуда, пока жрица не встряхнулась вдруг, точно мокрый пёс.

И теперь перед Перкау стояло совсем иное существо. Оно казалось бы бесполым, если бы не было обнажённым: по-эльфийски хрупкий костяк, но чуть более тяжёлый, чем у самих эльфов, изящные длинные конечности, крепкие жгуты сухих поджарых мышц. Удлинённые эльфийские пальцы рук и ног завершались аккуратными рэмейскими когтями. Хвост был коротким, словно недоразвитым, длиной чуть ниже колена – едва ли его можно было толком использовать. Кожа со следами застарелых шрамов и ожогов была смуглее, чем у жителей Данваэннона – скорее как у обитателей Нижней Земли, селящихся ближе к Дельте. Светлые, почти белёсые волосы, наверное, не так давно были аккуратно коротко стрижены, но теперь отросли, обрамляя лицо точно всклокоченная шерсть. Небольшие, как у подростка, словно недавно прорезавшиеся рожки смотрелись странно на взрослом, хотя Перкау не мог бы назвать возраст этого создания.

Его лицо притягивало взгляд – неестественно и почти жутко красивое, нездешнее, смешавшее в единый сплав чёткость рэмейских черт и эльфийскую тонкость, рэмейский разрез и эльфийский наклон глаз. Высокие скулы казались острыми до болезненности, тогда как рисунок губ напоминал старинные имперские статуи.

«Не отсюда», – словно кричал весь этот облик.

«Так вот что увидел Хэфер в ночь после посвящения… и не мог толком описать….»

Серо-стальные глаза прищурились холодно и насмешливо – под этим отталкивающим взглядом Перкау невольно отступил на шаг.

Пальцы изуродованной руки дрогнули, точно конвульсивно сжали рукоять оружия, и мертвенно опали. Существо переступило сброшенный калазирис, раскинуло руки, словно красуясь, и произнесло уже своим голосом – низким, мелодичным, как у храмовых певцов:

– Любуйся. Говорят, у таких, как я, нет души, но Владыка Каэмит знает лучше. Серкат звала меня «моё дитя Чуда». Эльфы прозвали меня Вирнан – «то, что не имеет места». Здесь я зовусь проще – Колдун. Я – Верховный Жрец Сатеха, твой брат в служении нашего возрождающегося культа. И ты, Перкау, – тонкий палец левой руки был наставлен на бальзамировщика, а жуткий взгляд снова стал доброжелательным, – ты поможешь мне спасти и вернуть Хатеп-Хекаи-Нетчери, нашего будущего Владыку.

* * *

Больше половины четвёртого месяца Сезона Жары миновало. В Обеих Землях царило предвкушение обновления.

От Секенэфа давно не было вестей – Хатепер уже начинал волноваться. Не было никакой возможности узнать, что обнаружил брат и как перенёс правду, какой бы она ни оказалась. Несмотря на насыщенность событий и полное отсутствие времени для себя, дипломат то и дело возвращался мыслями к тому, что произошло в Обители Таэху, к поискам Хэфера, чья история теперь была дополнена новыми фрагментами знания.

Иссилан Саэлвэ. Падение дома Арель. Покушение на Ренэфа. Выжившая Шеллаарил. Исчезновение принца Эрдана. Культ Сатеха и тот, кого Самрион называл «Вирнан». Да, скорее всего, о нём и говорил Перкау. Но если культ Сатеха хотел заполучить Хэфера – к чему нападение? Проверить пределы Силы?.. По крайней мере, понятна становилась причина ядовитых слухов. Сатех принимал отверженных – принял бы и царевича, которого отторгли родная земля, народ и близкие.

При мысли об этом Хатеперу становилось не по себе. Государственные дела и подготовка к Разливу занимали всё время, возможности толком изучить снова свитки, посвящённые падению культа, не было вовсе, и он поручил это дело своим писцам. Хорошо знакомая часть имперской истории в свете новых событий могла обнажить новые грани, и дипломат боялся, что упускает нечто важное. Но даже если открыть всё, что вообще могло быть открыто, оставалось то, на что не могли повлиять и наследники Ваэссира – выбор Богов. Изменение в тончайших невидимых потоках, становящихся подоплёкой внешних событий.

Как много бы сейчас отдал Хатепер за одну лишь возможность поговорить с Серкат Таэху! Кто лучше, чем она, чувствовал поступь Отца Войны и трактовал Его волю точнее прочих?.. Но Серкат была давно мертва, и даже Джети не знал, где находится её гробница. Остались те, кого она обучила себе на смену. От Перкау Хатепер уже получил всё что мог – теперь дипломат мог только ждать.

При мысли о жрецах Владыки Каэмит зачесалось запястье, и Хатепер, сняв широкий золотой браслет, потёр кожу. Ожог Сатеховым пламенем уже почти зажил – остался лишь бледный, но всё ещё заметный след. Устало дипломат перевёл взгляд на пока не разобранную часть документов, требовавших его непосредственного внимания и согласования. Была уже глубокая ночь, и солнечная ладья вряд ли задержится, чтобы дать ему больше времени. Ну а утром они с царицей должны присутствовать на собрании в малом тронном зале. Несмотря на все исключительные события, дней для отдыха у них обоих не предвиделось.

Когда раздался стук в дверь, Хатепер не удивился. Унаф знал, что дипломат будет работать допоздна, однако попусту старый помощник тревожить хранителя секретов не стал бы.

– Мой господин, ты просил сообщить тебе сразу, – с поклоном доложил писец. – Прибыла мудрая Итари Таэху.

– Спасибо. Пригласи, – кивнул дипломат, откладывая свитки.

Накатившую было усталость как рукой сняло, и внутреннее восприятие обострилось до предела.

Брат и сестра Таэху работали на него уже много лет. У Хатепера не было причин не доверять им и не полагаться на их умения. Дому Владык служили лучшие.

Последнее деликатное дело он поручил именно Итари и Интефу, зная, что они справятся не хуже, чем мог бы он сам.

Целительница бесшумно проскользнула в кабинет, и Унаф притворил за ней дверь. Держалась она со свойственными ей безмятежностью и достоинством, и лишь запылившаяся походная одежда говорила о том, как она спешила сюда. Путь она проделала неблизкий, хоть часть его и сократила порталом от ближайшего крупного святилища – иначе бы попросту не успела. Печать Великого Управителя давала ей доступ к самым быстроходным ладьям, к лучшим коням и, конечно, к порталам. Но злоупотреблять своим положением и такими возможностями без нужды Итари бы не стала.

– Да