Царевна развернула свёрток. В ладонь ей легла небольшая фигурка, выточенная из дорогого лазурита – тёмно-синего с золотыми прожилками. Статуэтка изображала Тамерскую львицу, воинственную ипостась Золотой. Она была похожа на ту, которую сама Анирет лепила недавно, только выполнена была со всей искусностью и освящена энергиями храма и самого мастера-жреца. Сильная вещь, настоящий амулет – царевна чувствовала вибрирующее тепло камня в ладонях. Подарок был зна́ком, хотя мастер не мог знать о её будущей роли. Львица Сахаэмит, карающая сила солнца, была, помимо прочего, и защитницей Ваэссира, защитницей трона.

– Благодарю тебя. Она прекрасна!

Мастер неловко, немного смущённо пожал плечами.

– Кое-каких успехов ты всё же добилась, – скупо похвалил он, но в его устах это дорогого стоило. – Я повторил твой замысел. Возвращайся, и я научу тебя, как приблизиться к настоящему мастерству.

На этом они распрощались. Анирет не была уверена даже, что нелюдимый рэмеи решится присоединиться к праздничному ужину в честь её отбытия. А если б она сама не пришла попрощаться, с него бы, пожалуй, сталось и просто подложить львицу в её вещи.

У входа в мастерскую её ждал Нэбмераи, обсуждавший что-то с парой воинов из стражи, которые изначально сопровождали её и дядюшку Хатепера в путешествии. Солдаты отсалютовали царевне. Таэху молча указал на столпившихся неподалёку рэмеи. Анирет узнала группу рабочих, с которыми не один день трудилась на каменоломнях. Кто-то из мужчин держал корзины с фруктами, кто-то – яркие южные цветы, собранные здесь же, на острове. Они переговаривались и переругивались, но, завидев царевну, стушевались и притихли, а потом с завидным единодушием вытолкнули вперёд Маи. Спаситель кошек, благословлённый Анирет на счастливую семейную жизнь, был не в восторге от лишнего внимания и, не поднимая взгляд, мял края корзины, думая, что же сказать. Дочь Императора в своём подобающем статусу облачении явно смущала его больше, чем та же дочь Императора, работавшая с ним бок о бок под палящим солнцем и разделявшая трапезу на каменных блоках. Царевна ободряюще улыбнулась ему.

– Мы тут, это… госпожа моя… в общем, вот так, – «красноречиво» изрёк он и поставил свою корзину с фруктами ближе к ней – насколько позволяли солдаты и Нэбмераи.

– Хотели пожелать госпоже царевне доброго пути, – пояснил начальник работ, поднося большой кувшин пива – того самого, которое щедро раздавали в пайках. – Я им и времени дал, а они тут мнутся, – рэмеи неодобрительно посмотрел на рабочих. – Да хранят тебя Боги в грядущем путешествии. Мы будем ждать твоего возвращения, сиятельная дочь Императора.

Рабочие воодушевлённо загалдели, подтверждая, что будут ждать. Царевна растроганно улыбнулась, глядя на своих товарищей.

– Благословят Боги вас и ваши семьи. Благодарю вас за ваши дары! Распоряжусь, чтобы их отнесли в мою ладью.

– Да мы это… и сами ведь могём, да? – Маи обернулся к остальным.

Мужчины согласно загалдели и, получив одобрительный кивок от начальника работ, выжидающе посмотрели на царевну и солдат. Анирет подала знак воинам, чтобы проводили рабочих к пристани, где ждала «Серебряная».

– Тебя и правда любят здесь, – тихо проговорил Нэбмераи. – Не удивлюсь, если однажды воздвигнут маленький алтарь, как покровительнице.

– Погоди, я пока что жива, – весело возразила царевна, удержавшись от того, чтобы не стукнуть его шутливо по плечу.

– При жизни тоже воздвигают. И я надеюсь, она будет долгой.

Восходящее солнце вызолотило песок и скалы, поднимавшиеся над пальмовыми рощами и садами. Утопающий в зелени острова Хенму величественный храм Великого Зодчего приветствовал рассвет. Издалека над водой разносились отголоски ритуальных песнопений.

Кутаясь в палантин, защищавший от утренней прохлады, Анирет задумчиво созерцала остров, где провела как будто гораздо больше времени, чем на самом деле. Жизнь здесь, вдали от всего, текла неспешно, как искрящиеся воды Апет за кормой «Серебряной». Царевна знала, что покидает Хенму ненадолго, но ей всё равно казалось, что некий важный этап завершается, безвозвратно теряясь в прошлом. Странное это было чувство – или предчувствие? А может, причиной ему было простое волнение.

Анирет напомнила себе, что скоро наступит самый чудесный период в году, время торжеств. И скоро она увидит родных, поучаствует в ритуалах вместе с отцом.

А рядом будет Нэбмераи, и они хоть ненадолго, но отправятся в Обитель Таэху, как царевна и обещала ему.

Анирет коротко посмотрела на своего стража и на Мейю, державшихся, как обычно, вместе, и подумала, что одну из остановок нужно будет непременно совершить в Тамере.

И теперь она войдёт в дом Золотой совсем с другими мыслями.

* * *

Боль во всём теле, ноющая, приглушённая отварами и снадобьями, стала привычной её спутницей в последние дни, но по ночам нет-нет, да всё равно будила.

Неудачно повернувшись на спину, Тэра зашипела и приподнялась, стараясь не тревожить копчик… точнее, то, что постепенно появлялось из него. Позвоночник гудел так, словно она собственноручно целыми днями занималась постройкой храма. А удобно сесть теперь было целой историей – растущий хвост не давал расслабиться и напоминал о себе болью в самые неожиданные моменты.

Одним только хвостом неудобства не ограничивались. Голова иной раз раскалывалась так, что отварами приходилось напиваться до беспамятства. Помогали бальзамы, которыми её снабдила Берниба. Такими бальзамами пользовались все юные рэмеи, когда вместо едва заметных бугорков на черепе у них начинали прорезаться самые настоящие рога. Но череп Тэры изначально не собирался обзаводиться рогами, поэтому ей приходилось сложнее. Процесс оказался ещё менее приятным, чем смена зубов. Вот уж поистине забытое с детства чувство! Когда Тэра как-то укусила лепёшку и лишилась сразу обоих верхних клыков, она запаниковала, но вовремя вспомнила напутствия целительницы Ануират. До этого она не слишком обращала внимание на разницу в челюсти человека и рэмеи, да и небольшая она была, эта разница. Но тело решило, что всё должно быть как положено, и принялось растить клыки поострее. Тэра то и дело невольно касалась растущих зубов кончиком языка и старалась лишний раз не улыбаться во весь рот. Хорошо хоть остальные зубы остались на месте.

Хуже всего стало, когда перемены коснулись её ног и рук. Во-первых, теперь она не могла ходить, не хромая, – болел каждый палец, а стоило чуть задеть, они начинали кровоточить. Во-вторых, забинтованными руками было тяжело что-либо делать – в том числе и мазать себя бальзамами. Пальцы ныли и не слушались, чувствительные даже к самым лёгким касаниям. Ногти выпали с разницей в несколько дней – сперва отслоились, а потом просто вышли с корнем, легко, точно осы́павшиеся лепестки. Как бальзамировщица, Тэра была привычна к неприглядным образам устройства плоти, но тут даже она впечатлилась. Возможно, сказывалось общее состояние, а возможно – и