без ведома Олендорфа? Даже если привлеку «дядю» и промычу жалобную версию, что через вымышленное оперативное погоняло хотел связаться с врагами для выяснения судьбы отца, мало не покажется. В лучшем случае отправят охранять самый захолустный концлагерь. В худшем… Да всё что угодно. Слишком много знаю благодаря аналитической службе. Поэтому – бежим!

Я тщетно сражаюсь с запертой массивной дверью на чердак. Сапоги гремят по лестнице. Столь же массивная створка в квартиру на верхнем этаже приоткрывается. На меня изумлённо глядит усатое лицо немолодого мужчины. Явно не самого смелого, раз поперёк проёма тянется цепочка. Думает, меня остановит жидкая преграда?

– Сударь, прошу простить великодушно…

Пусть думает, что я и правда из Белого движения, если услышал эти слова. Сорванная с цепочки дверь приложила его в лоб без малейшей жалости. На войне – как на войне, страдают и нонкомбатанты.

Запираюсь изнутри, словно пожилая графиня от грабителей. Мчусь к балкону. Даже если советско-болгарская погоня засекла, в какую дверь я шмыгнул, понадобится время, чтоб сорвать её с петель.

Балкон, карниз, крыша. Седой парик слетел с головы. Летний плащ, усы, шляпа, трость – вся маскировка заталкивается в дымовую трубу. Прошу простить великодушно, господа, когда вы вздумаете растопить камин.

Без усилий перепрыгиваю на соседнюю крышу, а когда соскакиваю с пожарной лестницы, случается беда. Стопа подворачивается, из голеностопа доносится отчётливый треск. Кость или сухожилия? Некогда выяснять! Сейчас спалюсь.

Пусть я выгляжу иначе. Но ясно же, что пожилой торгаш – маска. Объект погони удрал через крышу, и вот поблизости мимо Светы Петки едва ковыляет рослый молодой человек без шляпы. Трудно сложить один плюс один?

Боль такая, что запросто потерять сознание. Уже высматриваю укромное место, чтоб забиться и переждать облаву. Как назло, на примете ни одного возможного схрона. Через арку выползаю на Соборную, там тоже всё убийственно открытое, за спиной слышны полицейские свистки…

На стоянке, занимая два места, высится лакированная глыба «роллс-ройса». Я хромаю к нему и даже не могу рассмотреть, есть ли кто-нибудь в салоне, картинку перед глазами застилает серая пелена. Дёргаю дверцу, не заперто… Не знаю, нашёл ли бы силы на взлом.

Просто падаю на задний диван, лицом в какую-ту ароматную женскую тряпку. Сквозь туман слышу голос: «Это вы, барон?» И едва бормочу в ответ: «Умоляю, уезжайте скорее».

В разведке и контрразведке есть такое понятие: интимно-деловые отношения, когда романтика и видимость возвышенных чувств маскирует использование партнёра для своих целей. А что может быть романтичнее для дамы, чем спасти красивого мужчину?

Часть вторая. Самое главное задание

Глава 1. Война

Элен ещё нежится в постели, когда я вламываюсь к ней в спальню, преодолевая слабый протест фрау Генриэты.

– Вольдемар… Я поздно легла. Что за спешность?

– Фройлян Колдхэм! Имею честь сообщить, что Британская империя объявила войну Великому рейху. Вы, как подданная враждебной державы, подлежите аресту и интернированию в концлагерь до окончания боевых действий. Хайль Гитлер!

Пока не выбрасываю руку в нацистском приветствии, Элен спросонья не въезжает, шучу я или нет. На самом деле, ситуация не располагает к шуткам. Ни вожди рейха, ни многочисленные подданные Его Величества Георга не ожидали, что британское правительство решится выполнить обязательства по отношению к полякам. Смешно даже. Паны сделали всё от них зависящее, чтобы очутиться в роли следующей жертвы нашего ненасытного фюрера.

– Вольдемар…

– Что «Вольдемар»? Вам с дядюшкой нужно срочно бежать. Не медля ни секунды! Пока не перекрыты границы.

Женщина по-настоящему красива, когда умеет выглядеть привлекательно даже спросонья и без макияжа. Смятение прибавляет ей очарования.

– А ты?

– Остаюсь в Берлине, дарлинг. Таков мой долг перед германским народом и рейхом в час тяжких испытаний.

– Ты говоришь, как доктор Геббельс.

– А ты не можешь проснуться и сообразить, что дело серьёзно. Думаешь, вывезу тебя в багажнике, прикрываясь формой СС? Давай обойдёмся без глупостей.

– И без спешки. Война между нашими странами – нонсенс, – она приходит наконец в себя и решительно заявляет: – Скоро это недоразумение рассеется. Я не брошу тебя одного. Лени Рифеншталь в Берлине, так?

О, моя интимно-деловая партнёрша напоминает о прежнем романе. Ревнует? Просто ищет повод вредничать?

Мы переливаем из пустого в порожнее ещё четверть часа, поглощая кофе, любезно принесённое фрау Генриеттой. Прислуга уже наслышана, что увеселительная прогулка вермахта на восток обернулась сюрпризом от англичан. Смотрит на меня с немым вопросом, на языке у пожилой дамы явно вертится фраза: что же такое происходит, герр гауптштурмфюрер? Могу ей бодро ответить, что через несколько месяцев рейх прирастёт Британскими островами. Хотя, по правде, сам ничего не понимаю.

После пакта Молотова – Риббентропа моя Родина и нацистская Германия перестали быть врагами. Выходит, Элен, племянница британского резидента, сама выполняющая поручения МИ-6, наш общий противник?

Она выскальзывает из кровати, набросив халатик, и на несколько минут бросает меня в одиночестве. Продолжаю ломать голову. В течение ближайших суток моему начальству не до британской агентуры, тем более – плотно опекаемой. Потом нужно сформулировать чёткий проект решения: что делать с обоими Колдхэмами. Не исключено, что вариант с отправкой в концлагерь всей шпионской сети Интеллидженс Сервис сочтут самым разумным… Только не это! Буду откровенным с собой, я не влюблён в Элен по-настоящему. Но не могу допустить заключения в лагерь женщины, с которой столько раз делил ложе и вообще пережил множество приятных минут. Каким бы деловым ни был наш интим, я же не каменный!

Она причёсывается, не забывая о позе, выражении лица, выгодном ракурсе для единственного зрителя. И хотя расстались только вчера, затапливают совсем не деловые эмоции. Как тогда, в номере отеля, после ухода болгарского врача, накачавшего лошадиной дозой чего-то обезболивающего. Во мне отрубились все чувства, но почему-то не угас инстинкт самца.

У неё это было в первый раз. Если бы я нашёл в Элен девушку своей мечты, то оценил бы, что хранила непорочность до встречи со мной. Так сказать, отдала девичью честь. Но для шпионского романа я предпочёл бы даму опытнее. Тем более постоянно сдерживался, чтоб в порыве страсти не назвать её «Лени».

Моя новая возлюбленная не оказала большого сопротивления. Но рыдала, впадала в истерику раза четыре, пока мы не вернулись в Берлин. Мои представления о сдержанных чопорных британских леди получили смертельную рану. Естественно, я опустил эти подробности в рапорте об успешном установлении близкого контакта с вражеской агентурой.

Перед Элен я в долгу. Благодаря нашему роману я больше года не выполнял полевых заданий. Она и есть моё основное задание. Поэтому на скромной кабинетной работе аналитика получил повышение в чине, соответствующее армейскому капитану. Завистливые соседи, Мейер и Беккер, поздравляли очень неискренне. В управлении сплошь профессура, меня считают серым валенком. Сослуживцы, не посвящённые в мою альковно-агентурную деятельность, уверены, что ростом я обязан исключительно протекции.

Дальше получается неловко. Секс выходит на новый уровень, обычно это сближает мужчину и женщину. Моя подружка учится с непостижимой быстротой. Подозреваю, листает неприличные журнальчики и на мне испытывает пикантные приёмы. А наутро, утолённый и слегка истощённый, я пишу рапорт о ночном происшествии, о случайно оброненных ею фразах, позволяющих строить догадки про дальнейшие акции британской резидентуры. Отдельно о собственных репликах, должен же мужчина в постели выбалтывать государственные тайны, подкидывая МИ-6 тщательно