платить налоги. Затем были общие собрания и клятвы в ущерб королю и общественному благу. Затем укрепление городских стен, закрытие ворот и контроль над передвижением людей. В отчете о восстании, начиная с 1 марта, освещаются преступления, совершенные против короля и государства: убийство королевских чиновников и евреев находившихся под королевской защитой, кража свинцовых молотов, изготовленных "для войны короля", проникновение в тюрьмы, противодействие правосудию парижского прево. Хуже того, дурной пример Парижа привел к тому, что другие города отказались платить налоги и тоже подняли восстание. Восстание и повиновение — вот слова, которые то и дело проскальзывали в речи канцлера.

После минутной паузы Пьер д'Оржемон повернулся к королю и спросил, верно ли он все сказал. Карл ответил, что да. Тогда принцы бросились к ногам короля, прося у короля прощения городу, дамы плакали, сняв головные уборы. Народ пал на колени, целовал землю и кричал "Пощадите!".

Молодой король даровал свое помилование и Пьер д'Оржемон возобновил речь. Париж, мятежный город, все же будет помилован. Но помилован он будет только по милости короля, который хотел проявить милосердие, как это всегда делали короли Франции. Помилование не отменяло обязательных выплат. Те, кто, покинув Париж по приезде короля, не вернутся в течение недели, будут изгнаны, а их имущество конфисковано. В соответствии с настоящим помилованием, те, кто попросит об этом, могут получить его в письменном виде.

После этого король встал и вышел. Заключенные, оставшиеся в тюрьме, были освобождены. Буржуа отправились по домой, чтобы пересчитать золотые монеты, которые понадобятся для оплаты примирения. Ремесленники вернулись к своей работе. Все они с нетерпением ждали наступления весны, которая должна была отправить солдат в поле, подальше от Парижа. Наконец она наступила. И в тот год, ужасный во всех отношениях, во Франции и в Бовези, по словам хрониста, "ивы зацвели красными розами". Такого еще не бывало.

Лангедойль

В то время как цвели розы, по дорогам королевства двигались тревожные процессии из генеральных дознавателей-реформаторов, отправленных по городам страны для расследования восстаний и наказания виновных. Делегированные королем для осуществления его суверенного правосудия, как это делал Парламент в Париже, они были агентами репрессий. Но это было не все. Их правосудие предшествовало королевскому помилованию. Их отчеты, зачитанные публично, извлекли из событий политические уроки, как и великая речь Пьера д'Оржемона в Париже.

Замирение городов королевства было столь же согласованным, как и замирение Парижа. Каждый из случаев восстания рассматривался отдельно. Было совершенно очевидно, что король делает различие между верными ему людьми и повстанцами. Как только прошла Пасха, герцог Бургундский и герцог Бурбонский повезли молодого короля в Шартр. Говорили, что Карл обещал совершить паломничество в местный собор Нотр-Дам в день битвы при Роозбеке, но город и в это смутное время был непоколебимо ему верен. Король приехал, чтобы показать себя верным горожанам.

Орлеан, напротив, под звуки колоколов и труб собрал своих жителей, чтобы выступить против налогов. Король и его свита пробыли там десять дней, с 16 по 26 апреля. Этого времени было достаточно, чтобы арестовать подозреваемых, отдать десятерых в руки королевского правосудия и, наконец, помиловать. За это городом было уплачено 30.000 франков. Десять осужденных получили свободу в обмен на деньги благодаря королевскому помилованию. Но в письмах о помиловании, как индивидуальных, так и коллективных, указывались проступки Орлеана: беспорядки, отказ платить налоги, восстание против короля. И в этом не было ничего нового. В прошлом отдельные орлеанские горожане уже восставали против своего герцога Филиппа, брата короля Иоанна, хватали руками уздечку его коня и пытались заставить его одеть шаперон цветов короля Наварры. Как и в Париже, 1382 год был похож 1358-й. Тень Карла Злого, как и тень Этьена Марселя, все еще стояла между королем и его народом.

В Бовези, Пикардии, Лаоне, Амьене и Реймсе генеральные дознаватели-реформаторы судили и осуждали. Города подвергались крупным штрафам. Прежде всего, в этих регионах, опасно расположенных в близи Фландрии, своим помилованием они получили наглядный политический урок. Их преступление заключалось в организации незаконных беспорядков, собраний и восстаний. В частности, речь шла об отказе от помощи, причитающейся королю для управления государством и войны. Это означало также "ношение оружия против короля и его офицеров" и, особенно для дворян и дворянок, отказ служить в армии воевавшей во Фландрии. Добрые люди должны были накрепко запомнить, что налоги и армия принадлежат королю. Отказ от этого или злоупотребление этими понятиями является "восстанием против короля, против его суверенитета и власти", а еще точнее — мотайте на ус, адвокаты, нотариусы, судьи, консультирующие города и закончившие университеты, — преступлением против Величества.

Руан

Нормандцы, в свою очередь, были, по выражению хрониста, "наказаны кошельком". Их случай был таким же, как и у парижан, поскольку второй гарелью (1 августа) они нарушил королевское помилование. Торжественное появление дознавателей-реформаторов воскресило в памяти образ молодого короля, входящего в город вооруженным, в Вербное воскресенье, менее чем за год до этого. Речь Жана Пастереля в Руане перекликалась с речью Пьера д'Оржемона. Преступниками, совершившими убийства, — вот кем были зачинщики бунта, а вместе с ними и те, кто не противостоял им силами муниципальной власти. Генеральные дознаватели-реформаторы здесь также судили и осуждали. Король помиловал руанцев, но коммуну не восстановил. Экономическая мощь города была сильно и надолго подорвана. Руан был оштрафован на 100.000 франков. Король получил сразу 40.000. Оставалось 60.000, которые город должен был выплатить в течение года. Не осталось даже посуды из драгоценного металла годной для переплавки. Руан истекал кровью. Сборщики налогов разорили горожан. Двадцать лет спустя все еще продолжались судебные преследования тех, кто не мог заплатить. Обнищавший город не мог восстановить свою экономику. Капитул и монастырь Сент-Уэн преследовали его исками и штрафами. Это был удар по кошельку.

Но худшее было впереди. Король сделал навигацию по нижней Сене свободной. Купцам больше не нужно было создавать для перевозки своих товаров совместные "нормандские компании" с руанской буржуазией. Руан потерял свои экономические привилегии. Но Париж свои сохранил. Никто не мог провести товары по Сене, не вступив во "французскую компанию". Прибыльная торговля винами из Бургундии вверх по течению реки стала монополией парижской буржуазии. И снова Руан заплатил за Париж. Если парижские купцы, быстро освобожденные от штрафов и наказаний королевским помилованием, уже через два года процветали, то Руан был надолго разорен. Вся Нормандия, как города, так и сельская местность, была изъезжена генеральными дознавателями-реформаторами, которые налагали штрафы даже на самую маленькую деревню. С вольностями Нормандии было покончено.

Лангедок

В Лангедоке все было иначе. Там произошло всеобщее вооруженное восстание против герцога Беррийского, лейтенанта короля. В течение многих лет в Лангедоке велась война в разных формах. Граф Фуа и граф Арманьяк продолжали воевать друг с другом. Компании рутьеров, капитанами которых были многочисленные бастарды гасконской знати, вели войну за свои личные интересы. Иногда они даже сражались на границе Гиени, за короля и королевство, против англичан… Но в 1383 году все внимание было приковано