который также с сочувствием отмечает, что ополченцы Гента после взятия Брюгге в мае 1382 года не оставили добычу себе, а "отнесли все это с одинаковой волей и согласием в общий дом города, чтобы помогать друг другу в нуждах и делах". Остальные, пораженные таким нарушением общественного порядка, задуманного Богом, указывали на сопутствующие ему зловещие предзнаменования: прохождение комет и огненные шары, рождение двухголовых телят, многочисленные стаи ворон предчувствующих трагедию у горы Роозбек.

Одержав победу, Карл вернулся из Фландрии, коронованный железным крещением короля рыцарей. Как и восстания в королевстве, это первое сражение, несомненно, сыграло важную роль в формировании его политической личности. Но еще до этого рыцарские идеалы молодого короля, его тяга к оружию и даже физическая сила и рост сыграли свою роль, когда королевский Совет принял непростое решение перенести войну во Фландрию.

Решение обсуждалось все лето. Перебить "гордых фламандцев", по выражению Фруассара, означало убить дух восстаний во Франции. А тут еще англичане, которые всегда выступали на стороне противников короля и устраивали во время восстаний свои шевоше. Да, говорили некоторые, посмотрите на их тяжелое положение: Англия едва оправилась от народного восстания лета 1381 года, Парламент отказал в ведении военного налога, королю Ричарду II было всего пятнадцать лет, и у него было несколько дядей, между которыми были разногласия… Более того, в феврале и снова в марте англичане предприняли очередную попытку переговоров, предложив провести конференцию на высшем уровне. Англичане изменились и теперь хотели мира. Нет, говорили другие, англичане остались англичанами. Жители Гента зовут их во Фландрию. И они придут. Эх! — усмехались первые, — с англичанами мы разберемся. Нам нужна армия, чтобы заставить фламандцев подчиниться их графу, которым вскоре станет герцог Бургундский… Что можно было сделать с этими злобными слухами, кроме как противопоставить им волю короля, ясно выраженную его собственными устами? Карла еще нужно было убедить, что было нетрудно, учитывая его тягу к битвам, но прежде всего следовало найти политические аргументы в пользу войны, которые он должен был представить своему Совету, и которые были бы ясны его тринадцатилетнему уму.

Дяди короля, если верить Фруассару, умели разговаривать во своим племянником. В один прекрасный день летом 1382 года Филипп Бургундский беседовал с Иоанном Беррийским о Фландрии. Иоанн говорил брату о политическом риске войны. «Король молод, — сказал он, — и всем хорошо известно, что он следует советам своих дядей. Если дела пойдут плохо, люди скажут: "Посмотрите на дядюшек короля, герцога Беррийского и герцога Бургундского, как легкомысленно они ему насоветовали! Они втянули его и королевство Францию в войну, когда она была ни к чему". Поэтому ни в коем случае нельзя начинать войну, не созвав Большой Совет прелатов и баронов королевства и не получив их согласия». Филипп согласился: "Брат, ты хорошо рассудил, и пусть будет так, как ты сказал".

При этих словах в комнату вошел Карл, весь радостный, с ястребом на руке. Он встрял в разговор и со смехом спросил герцогов:

— О чем вы говорите, мои дорогие дяди, о каком Большом Совете? Я хотел бы узнать, об этом как можно больше.

— Конечно, государь, — ответил Иоанн Беррийский, — ведь это касается и Вас. Ваш дядя и мой брат герцог Бургундский, жалуется мне на фламандцев. Эти негодяи выгнали своего господина графа Фландрского, и всех благородных сеньоров из их владений. Более того, при осаде города Ауденарде более ста тысяч фламандцев осаждают небольшой отряд дворян, и у них есть капитан по имени Филипп Артевельде, в душе чистый англичанин, который поклялся, что никогда не уйдет оттуда, пока их всех не уничтожит. И что вы скажете? Хотите ли вы помочь своему кузену из Фландрии вернуть его наследство, которое эти негодяи из гордости и жестокости отняли?

— Клянусь, — отвечал король, — дорогие дядюшки, я очень хочу ему помочь. Я не желаю ничего другого, как взять в руки оружие, ведь я еще никогда не сражался. Но если я хочу царствовать с честью и достоинством, я должен научиться воевать.

Дяди посмотрели друг на друга, очень довольные и герцог Беррийский продолжил:

— Монсеньор, Вы хорошо сказали. И Вы обязаны это сделать по нескольким причинам. Графство Фландрия находится во Франции, и Вы поклялись, а мы поклялись за Вас, держать своих подданных в узде. Кроме того, граф Фландрии — Ваш кузен. И поскольку Вы обладаете доброй волей, никогда не отступайте от нее и говорите так всем, кто говорит с Вами об этом, мы скоро соберем прелатов и баронов Вашего королевства и объясним им все это в Вашем присутствии. Говорите так, отчетливо и ясно, как Вы только что говорили с нами, и все скажут: у нас есть король великой силы и доброй воли!

— Клянусь верой, дорогие дядюшки, я хотел бы, чтобы мы выступили завтра утром, ибо отныне моим величайшим желанием будет отправиться во Фландрию, чтобы смирить гордыню фламандцев.

Во время заседаний Совета герцог Бургундский не переставал излагать волю короля, которая так хорошо соответствовала его интересам. Лето подошло к концу, наступила осень. Карл был нетерпелив и считал, что ведется слишком много разговоров, и пора сделать что-то стоящее. "Мне кажется, что, когда хочешь что-то сделать и предпринять, не следует так много говорить, потому что таким образом ты сообщаешь все своим врагам". Но не только герцоги имели доступ к уху короля. Те, кто был против войны во Фландрии, объясняли Карлу опасность этой затеи: "Да, да, — отвечал он, — кто никогда ничего не начинал, тот никогда ничего не закончит". Ему объясняли, какой опасности он подвергнется, "если попадет в руки фламандцев", так как они "не делают разницы между королем и сапожником", но мысль о риске только еще больше его возбуждала.

Так наступила середины октября. Король находился в Компьене со своими дядями, всем Советом и многочисленным собранием прелатов и баронов, ожидая решение. Наконец, произошло событие, ставшее определяющим: 14 октября фламандское посольство переправилось через море в Лондон, после того как Артевельде дважды (10 и 14 октября) отказался принять французских парламентеров. Во главе со священником три бюргера из Гента, четыре из Брюгге и два из Ипра отправились на встречу с Ричардом II и изложили условия предлагаемого союза. Начались переговоры. Наконец, 10 ноября посольство вернулось на родину не достигнув больших успехов. Но этой поездки, о которой во Франции прекрасно знали, было достаточен, чтобы устранить все колебания: король будет воевать с фламандцами.

Через два дня королевская армия выступила в путь и менее чем через неделю вошла во Фландрию.

Военные советы и планы кампании

В начале ноября, когда собирались королевские войска,  решено  было далеко не все. Гент и его союзники удерживали города Фландрии. Единственным городом, который еще держался, стоял за графа и оборонялся французским гарнизоном, был Ауденарде на Шельде, который осаждал Артевельде со своими войсками. Граница верных Генту земель проходила примерно по реке Лис, мосты через которую надежно охранялись фламандцами. На западе находился Кале, откуда ожидались английские подкрепления. Фландрия хорошо подготовилась. Армия повстанцев