собрался. Но не удерживается и опрокидывает весь стакан с заметным профессионализмом.

Повеселела сразу, разрумянилась.

— Вот ты Тёмный, — начинает деловито, чавкая. — И как все Тёмные никому доверять не можешь, оттого вас по одному и ловят. А вот если бы объединились, то нам бы точно несдобровать.

— Это вы мне подсказываете?

— Нет, даю совет. Не вздумай связываться с другим Тёмным. За все его грешки и заплатишь потом.

— Так что за книгу я должен украсть у Морозовой? — Переспрашиваю уже после третьего влитого в магичку стакана.

— Самую ценную, которой она сама воспользоваться пока не может, — посмеивается Чернава, расплывшись на кресле ещё больше. — А не может, потому что боится. Уж не поверю, что дюже правильная.

— И всё–таки, тёть Чернава, как она выглядит? Вдруг у неё их много там, и я перепутаю. А второй попытки может уже и не быть.

— Верно талдычишь, — вздохнула Чернава, не обратив уже внимания на то, как я её зову, а затем выдала неожиданно жёстко:

— Обложка у книги из меди жертвенного клинка, испившего сорок семь галлонов крови, а листы из кожи сорока семи девственниц, убиенных на то. Как сыщешь, не вздумай открывать и вчитываться. Книга такая помнит каждого.

В груди похолодело. Вспомнил о своей.

— По лицу вижу, что знаешь такую, — выпалила Чернава и даже встрепенулась. — Говори.

— Знаю, — решил не юлить. — Слышал о волхвах.

— О таких нельзя слышать. О таких нельзя говорить. Императора запрет на такое, и веление живо смерти придать.

— Ладно, понял. А чем эти волхвы нам не угодили? — Спрашиваю, подливая магичке.

— О таких нельзя говорить! — Рявкнула и поперхнулась водкой. Постучал по костлявой спине. Полегчало.

— Так не о всех же, а об особых нельзя, — уточняю. — Так ведь?

Отдышалась грымза, смотрит на меня с подозрением. Но вскоре снисходит до ответа:

— Верно лепечешь. Волхвы, что Тёмные, но канувшие в лету. Враги магам Светлым, самые страшные были. Проиграли они, и теперь от них только секреты остались. Одни никчёмные, другие страшные и запретные, что чернобожьи. Но ищут секреты их всё равно, потому что могущество то, всякого прочего сильнее.

Книга Ирских волхвов, зыбучие руны ветра. Вот за неё меня на кол точно посадят, судя по всему. И эту грымзу не спросить, она ж сразу и вцепится, заставив отдать.

У Морозовой другая книга. А что если тоже от Ирских волхвов? А её саму за такую книгу не распнут? Распнут. Тогда она в башне должна храниться под семью замками.

Но вы это сканеру моему расскажите.

Увидев, что я задумался, Чернава вяло достала из внутреннего кармана колбочку, откупорила и залила бордовое содержимое в рот. Не прошло и минуты, поднялась уже трезвая, как стёклышко.

— Всё, поболтали, и хватит. Отбывать пора, — сказала бодрым голосом.

— Ловко вы, — прокомментировал.

— Это зелье, бестолочь, — усмехнулась. — Такое от всяких ядов, оно и хмель снимает хорошо.

— А вы и по зельям мастерица, какая молодец, — хвалю.

— Это первое, что я освоила ещё в молодости, — покривилась женщина. — И тебе бы не мешало. Одни снадобья для защиты, другие на силу да скорость. А третьи, чтоб внешность да голос менять.

— Интересно. И надолго? — Спрашиваю из чистого любопытства. Да на заметку!

— Всё на время, зависит от силы зелья. Но ты не барышня, чтоб в Академии такое изучать. А я не учитель, чтоб втолковывать бездари. Бывай, Ярослав. Месяц тебе даю на дело, — бросила и посохом дверь мою толкнула на выход.

— Месяц? Мало, тёть Чернава, — взвыл.

— Ладно, до весны, чтоб управился. А то три шкуры сдеру, племянничек.

Через полчаса уже поскакали прочь гости дорогие. Быстро собирались, только Глеб всё никак не мог с Леночкой распрощаться. И так к ней и сяк. А она всё нос воротит, красные щёки только выдают.

Вскоре я понял, что раскраснелась она скорее из–за меня, ибо засвидетельствовал сцену.

— Ярослав, — выскочила хозяюшка, когда я в дом вернулся, отправив Чернаву со свитой. — Не нравится мне он, ты не думай.

— А я и не думаю, — пожимаю плечами.

Леночка ко мне сразу льнёт, головушку на плечо укладывает, да приговаривает:

— Осторожнее будь, барин. Была б моя воля, сидел бы подле меня и не рыпался.

Это она так в любви мне признаётся. Поцеловал её в щёку, прижалась грудью, с трудом отлепил и пошёл своими делами заниматься. А точнее общественными, люд снова особняк осаждает, ждёт приёма.

Две сотни жалоб! И половина с Новосёлок. Я чуть не извёлся всё это записывать, да удивляться, какие ж люди мелочные.

Только вечером удалось от всех отвертеться, чтоб спуститься в подвал и пройти к своей тайной сокровищнице. Где у меня и Книга волхвов в бетон закатана по той же методике, что и Зерно. За новым столом у алтаря почитал, полистал на свой страх и риск. По большому счёту это пособие по рисованию неких «Зыбучих» рун. Всё бы хорошо, вот только ничего перерисовать не выходит на простую бумагу. Рука начинает дрожать, а зрение плыть. Думал, у меня что с башкой. Позвал домового, тоже самое.

Баш, как книгу увидел, сперва затрясся весь.

— Зло чую!! — Заверещал.

Я тоже чую, потому что, когда читать начал, больше трёх страниц сил нет перелистнуть. Будто энергия уходит, а усталость прямо плитой бетонной накрывает. Жуть какая. Вместе с Башем хоть спокойнее. А то так и до глюков не далеко.

На следующий день прошвырнулся в Сосково с дружиной, разменял драгоценные камни на монеты и закупил немного экипировки для новобранцев. Пока занимался, мои пособирали слухи с округи. Оказывается, поляки вполне легально тут шастают купцами, простыми путниками и даже вольными наёмниками. Это в деревни не суются, а в городе им тут мёдом намазано.

Я и не думал, что Польское королевство в этом мире так разрослось и является сильным и опасным соседом нашей Империи. Это к тому, что после победы над половцами булки расслаблять не стоит.

Во вторник наведался в Новосёлки и прокатился до Рудника, где затеяли стройку. И не только на раскопках, но и рядом. Потому что мы решили подле военный лагерь организовать. К счастью, сосед не проявлял себя никак. Я передал гарнизону новое знамя, которое на первую наскоро