Однажды Лихтендорф пришел к Штернбергу и, застав у него Касселя и Данфельда, распивающих вместе с графом купленное у сицилийского купца вино, позвал всех в палатку Эйснера. После того, как провалилась его идея с подземным ходом в Дамиетту, а герцог Австрийский вернулся в Европу, Лихтендорф заметно погрустнел и все больше искал уединения. Он размышлял над тем, как ему прославиться, чтобы имя его гремело во всем христианском войске, а потом, возможно, и в других странах. Он был храбр и силен, но таких среди крестоносцев нашлось немало. Поэтому ему просто необходимо было совершить нечто, что быстро возвысит его над другими. Лихтендорф додумался до того, что, если только он лично убьет египетского султана, вход в анналы истории ему обеспечен. Но думать об этом и совершить – не одно и то же.

Когда друзья пришли к Эйснеру, в его палатке готовился обед. Лесовик стряпал лепешки, Серый чистил от чешуи нильскую рыбу, Али-Осирис разминал в ступке траву для приправы, Эйснер, безучастный ко всему, сидел в углу и перебирал какие-то свитки. После гибели всех своих единомышленников и друзей Али-Осирис почти не отлучался из лагеря крестоносцев и жил у Эйснера. Лихтендорфу как раз и нужен был египтянин, он позвал всех на воздух, пока слуги готовили пищу, и поделился с друзьями своей идеей.

– Господа, все мы устали от войны, которой не видно конца, устало все христианское войско. Я знаю способ, как все быстро завершить.

– О, черт возьми! – воскликнул Штернберг. – Пелагий не знает, хитрец Герман Зальца ничего не может придумать, да и другие вожди в тупике, а ты нашел-таки выход! Поздравляю! Интересно послушать.

– Не смейся, Генрих, – возразил Лихтендорф. – Способ очень прост, не понимаю, как другие до него не дошли! Нам нужно убить султана Аль-Камиля.

– И всего-то? – усмехнулся Данфельд.

– Лихтендорф, по крайней мере, это очень смело, но слишком нелепо! – возразил Кассель. – Как мы сможем подобраться к нему, ведь его же охраняет целая армия?! Не думаешь ли ты, что нас к нему пропустят?

– К тому же смерть Аль-Камиля повлечет лишь смену правителя, – сказал Штернберг. – У него есть братья, наверняка – дети, неужели они сдадутся? Сарацины – сильные противники, и трусами они никогда не были.

– Вы все рассуждаете правильно! – согласился Лихтендорф. – Но я хотел бы объяснить все более подробно. Если Аль-Камиля устранят, на власть будут претендовать его братья, а Али-Осирис подтвердит, что у султана имеется только один сын и он малолетний, а значит, возможна междоусобная война между Аль-Муаззамом, Аль-Ашрафом и партией законного наследника. Пока правление не перейдет в чьи-то руки, враг может не предпринимать активных действий против нас, и мы, крестоносцы, этим воспользуемся и возьмем Дамиетту, или жители сами сдадут свой город.

– Все это возможно, – задумчиво произнес Эйснер, – но почему тогда братья не передрались между собой, когда умер их отец, Аль-Адиль? Наоборот, они сплотились против нас. Не исключено, что точно так же они договорятся и после смерти Аль-Камиля.

– Это так! И все же законный наследник по прямой мужской линии и боковые претенденты – дядья – очень опасное соседство. И именно на него я и рассчитываю. Вчера я говорил об этом с Жаном де Бриенном, и король согласился со мной.

– Ты был у короля? – удивленно воскликнул Штернберг.

– Зачем тогда мы вам понадобились, граф, раз вы заручились поддержкой предводителя крестоносцев? – недоверчиво спросил Эйснер.

– Я не настолько глуп, чтобы сунуться к султану, имея рядом только вас, да и то я еще не знаю, поддержит ли меня кто-нибудь из вас. Такие дела невозможно решить малыми силами. Как мне ни противно было, но все-таки сначала я пошел к кардиналу Пелагию, ведь фактически Аль-Камиль вел переговоры именно с ним, а не с королем Иерусалимским. В тот момент у Пелагия как раз был Жан де Бриенн и они о чем-то оживленно спорили. Святоша даже вспотел, размахивая руками и тряся своим брюхом, убеждая короля в каких-то своих истинах. Удача, что меня допустили к ним! Помнят еще графа Лихтендорфа, которого сам герцог Австрийский к себе приблизил! Так вот, при моем появлении они спор закончили и, так как я пришел к Пелагию, король хотел уйти. Заметьте, друзья мои, король, который везде должен быть хозяином, собирался покинуть место, где собирались говорить не с ним! Ах ты, черт знает что такое, Жан де Бриенн, как низко ты ценишь себя в кругу ублюдочных выскочек! Я как чувствовал – надо, чтобы и король услышал мое предложение и начал говорить прежде, чем он ушел. Пелагию мое предложение убить султана не понравилось сразу. Он-де христианский священник и не может отдавать приказов об убийстве, пусть даже и неверного. Смешно было слушать этот бред. Но я его все-таки немного понимаю. Ведь я предложил себя в качестве посла в тайных переговорах о мире, будто отказ, данный на предложения султана, – это всего лишь пыль.

– И что же ты собирался предложить султану от лица всех крестоносцев? – поинтересовался Кассель.

– Понятия не имею, ведь это всего лишь предлог. Султана планировалось прирезать до того, как начнем обсуждать новые условия. И вот тут Пелагий чуть ли не возопил – как это так, после такого громкого отказа от щедрых султанских посулов даже ложные предложения уже являются бесчестьем и лягут пятном на его репутации. А вдруг все сорвется и султан будет похваляться, как папский посланник двулично ведет себя по отношению к вождям христианского войска, за их спинами устраивая собственные переговоры. И все-таки мне кажется, причиной отказа мне является то, что он помнил меня как ярого приверженца Леопольда Австрийского, которого Пелагий на дух не переносил, видя в нем соперника на главенство в нашей армии. Этот святоша очень злопамятный, точно вам говорю, я ведь присутствовал при том жестком разговоре, состоявшемся между герцогом и кардиналом, едва Пелагий приплыл к нам и начал подавать голос, претендуя на высшее командование. Герцог тогда в выражениях не стеснялся. Жаль, потом прогнулся под эту сволочь и вынужден был уехать. Я даже уверен, Пелагий хотел использовать мою идею сам, послав своих людей, но тут вмешался Жан де Бриенн и поддержал меня. В общем, мы с королем договорились, что я поеду с маленькой группой сопровождающих действительно как тайный посланец, теперь уже от короля. Поедем ночью, два больших отряда его людей будут сопровождать нас на расстоянии до тех пор, пока нас не встретят сарацинские патрули.

– А что потом? – увлеченный рассказом друга, спросил Штернберг. – Как ты собираешься убить Аль-Камиля? Ты продумал путь к отступлению или