— «Орбитальная группировка» хорошо себя умеет подать, а по сути — колосс на глиняных ногах: ткни — и развалится. Если бы нам такие деньги государство выделяло, то мы бы горы свернули.

Яценко ответил резко.

— За такие слова морду бьют, и, если бы это был не Совет Главных, я бы тебе, Вениамин Назарович, вдарил от души.

Шатов перехватил взгляд Бразгина, покраснел, но замолчал.

Может, это Вениамин Назарович заказал выстрел? Он тоже директор амбициозный, нападок публичных не прощает, но самое главное, его предприятие рассматривалось головным как вариант. Но вариант не прошел, Владимир Николаевич Яценко умел выигрывать сложные партии.

Через две недели новый запуск трех космических аппаратов, а потом отчет начальника Управления космической связи перед президентским советом. Бразгин будет молить бога, чтобы спутники не рухнули. Именно так, парадоксально, человек, занимающийся космической связью, будет обращаться к всевышнему для решения своих производственных проблем.

Дмитрий Бразгин понимал, что смерть Яценко и проблемы с запуском не время для его отставки, но как знать, когда и какие времена будут к нам благосклонны? Он и доклад на Совет готовил сдержанно-обтекаемо, как последнее слово, потому что другого слова может и не быть. Бразгин не решится сказать правду о положении в отрасли и предложит из всех возможных вариантов самое непопулярное решение, путь, ведущий в никуда.

Дмитрий не сможет произнести, что ситуация похожа на лечение онкологического больного, в которого закачиваются дорогие лекарства, но все вокруг понимают, что это бессмысленно. Бразгин вслух задал себе крамольный вопрос, ответ на который не знал даже он сам.

— Зачем нашей стране космос? Когда-то СССР делал большие шаги на космической целине: первый спутник, первый космонавт, первый выход в космос, первые шаттлы-разведчики на Луну и Марс. Но это была другая страна. Сегодня мы занимаемся унизительным поиском путешественников в космос, стареющих зарубежных актрис, вышедших в тираж погашения и желающих обратить на себя внимание прессы. Это теперь наша миссия, наша идеология? Какая польза сейчас стране от того, что существует нелепо дорогая космическая отрасль? Мы потеряли наукоемкую промышленность, захлебываемся в экономических кризисах, потеряли кадры, у нас сплошные неудачи при запусках. Уж доходит до того, что сами министры и члены правительства анализируют, почему какой-то растяпа Петров или Сидоров не завернул нужную гайку в нужное место, собирая узел спутника, качают головой и списывают на человеческий фактор. Проблемы в космической отрасли имеют системный характер, и их не решишь за три года.

Ровно три года он занимает это кресло. А нужно двадцать, нет, пятьдесят лет, чтобы все восстановить. Но сначала нужно ответить на главный вопрос: «Зачем?» Если ответ не будет найден, то, значит, космос нам не нужен, и он, Бразгин, такой же приспособленец и трус, как другие.

Был трусом, потому что сейчас принял другое решение. После президентского совета Бразгин подаст в отставку, и пусть пресса судачит, что связано это с ДТП, которое произошло по вине его сына, он не обратит на это внимания, хотя достаточно начитался в газетах про их семью.

— Они же все врут, Дима! Все, от первого до последнего слова. — Жена изучала свежие газеты каждый вечер.

— Лена, если у тебя психика не выдерживает этого чтива, не мучайся, не читай.

— А твоя психика выдерживает?

— Моя да.

Семейный спор был бесконечный, как про газетные статьи, так и про предстоящий отъезд Мирона, уголовное дело против которого прекратили — пострадавший забрал заявление, но своего решения уехать из столицы Мирон не поменял.

— Дима, поговори с сыном. Он меня последнее время не слышит, отцовскую фамилию на твою решил поменять. Что за ребячество в нем играет? Все происходит с твоего молчаливого согласия.

— Неправда, Лена. Я не молчу и отъезд его одобряю.

— Да твой бред про Сибирь я слышать не хочу. Бред, Дима! Ты работаешь в такой серьезной структуре, тебя знает страна и вдруг… Не хочу обсуждать, не хочу.

— Это ты почему-то не хочешь ничего понимать.

Вчера Бразгин наконец поговорил с Женькой Сорневым, ныне известным российским ученым Евгением Валерьевичем, тот так искренне обрадовался его звонку, что Диме стало неловко оттого, что он не давал о себе знать несколько лет. Сорнев не удивился ни его звонку, ни его просьбе, только сказал, что Сибирь хорошо лечит и душу и тело. Он сам вдруг рассказал, что у его дочери сейчас непростой период, она собирает материал для статьи об убийстве Володи Яценко, и, более того, она как раз приходила к нему за интервью в тот день, когда Яценко убили. Сорнев переживал за дочь, за ее будущую статью, и не знает, как ей помочь.

Девушка-журналистка ищет материалы о Яценко. У Бразгина непроизвольно мелькнула мысль, что он-то как раз может посодействовать с информацией. Достаточно передать в прессу папку с документами, что нынче лежала у него на столе. Захотят ли журналисты связываться с убойной правдой? А почему бы нет? Он свое уже отбоялся. Как там душевно у Юрия Визбора? «Зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей, а также в области балета мы впереди планеты всей».

Сказать, что мир тесен, ничего не сказать. Люди связаны между собою невидимыми нитями, которые обязательно пересекаются, если не сейчас, то через какой-то период времени. Бразгин когда-то читал теорию шести рукопожатий, выдвинутую американскими психологами, согласно которой любые два человека на Земле разделены не более чем пятью уровнями общих знакомых и, соответственно, шестью уровнями связей. Выводы доктрины опирались на простые данные эксперимента: жителям одного американского города было вручено триста конвертов, их надо было передать конкретному человеку из другого города, но только через своих родных и знакомых. В итоге оказалось, что каждый конверт прошел ориентировочно через пять человек и нужный адресат получил шестьдесят писем. Вот так и родилась концепция «шести рукопожатий». Бразгин вспомнил об этом после разговора с Сорневым, как будто сделал для себя открытие: это работает!

Разве можно было представить, что Дима когда-нибудь соберется к Женьке в город на ПМЖ? И он понимает, что нужно ставить Лену перед фактом, иначе слезы-вопли никогда не кончатся.

— Лена, я еду в Сибирь вместе с сыном, я думаю, что и тебе, и мне нужно быть рядом с ним, недалеко. Ты вправе принимать самостоятельное решение, но я предлагаю тебе поехать вместе.

Дима услышал ответ, который не ожидал, ответ словно из киноклассики, фильма «Офицеры»:

— Когда уезжаем, Дима?

Мужчина вжался в холодную каменную стену, поскользнулся и вцепился в балясину. Стена вдобавок была и мокрой, сверху, с потолка, стекали маленькие струйки воды. Ему нравилось его новое оружие — снайперская винтовка с глушителем, ее возможности покоряли.

Он сначала хотел отказаться от этого заказа, желания поработать в родном городе не было. Но потом он вспомнил историю, которая с ним произошла именно на этой территории, как смачно выплюнула его система, как сломали его личность, и такая ненависть захлестнула его, что он согласился. Это даже показалось ему интересным, вновь пройти по когда-то родным улицам, постоять у своей школы, побродить в парке, где бегал мальчишкой, и, наконец, медленно пройти мимо своей конторы. Он не был тут пять лет.