– Не прикасайтесь, – Джордж отодвинул ее немного всторону и сам нагнулся ко мне. – Возьмите аэроглиссер, – приказал он,обращаясь к обступившим его людям. – Мы должны немедленно отправить его вбольницу. У меня нет оборудования, чтобы прооперировать его здесь. Элен, помогимне.

Они вместе стали рыться в его медицинском наборе.

– Напишите, что я сделал ему, и приколите эту записку кчистому одеялу, чтобы врачи в Афинах знали об этом.

Элен стала наполнять шприцы для Джорджа, затем промыла укусыи смазала ожоги. Они вместе накачали ребенка витаминами, антибиотиками и ещечерт знает чем.

Дос Сантос связался с Ламией и попросил прислать один изнаших аэроглиссеров.

Элен и Джордж в это время уже завернули ребенка в чистоеодеяло и прикололи к одеялу записку.

– Как это ужасно! – сказал Дос Сантос. –Выбрасывать такое дитя! Ведь ему предстояла мучительная смерть…

– Здесь это практикуется давно, – сказал я, обращаясько всем. Особенно вблизи «горячих» мест. В Греции всегда существовала традициядетоубийства. Меня самого вынесли на вершину холма в тот же день, когда яувидел этот мир.

Миштиго закурил свою очередную сигарету, но, услышав моислова, замер и посмотрел на меня.

– Вас? Но зачем это сделали?

Я рассмеялся и стал рассматривать свои ноги.

– Это запутанная история. Я сейчас ношу специальнуюобувь, потому что у меня одна нога короче другой. Кроме того, насколько японимаю, для ребенка я был слишком волосатым. Ну, и глаза у меня разные. Но ядумаю, что на все это не обратили бы внимания, не родись я на Рождество, а этоочень плохо.

– А что тут плохого – родиться на Рождество?

– Боги, согласно местным поверьям, считают это большимнахальством.

По этой причине считается, что дети, которые рождаются в этовремя, не являются детьми людей. Они зачаты от различных злых духов, которыепугают местное население, расстраивают их планы, и все такое прочее. Этих духовназывают здесь калликанзаридами. Они очень похожи на тех ребят с рогами икопытами, но, правда, некоторые из них имеют все же большее сходство с людьми.Часто они внешне похожи на меня, поэтому мои родители – если только они в самомделе были моими родителями – решили избавиться от меня.

Вот почему я был оставлен на вершине холма. Этим был сделанширокий жест мол, возвращаем дитя его настоящему родителю.

– И что же было потом?

– В нашей деревеньке жил старенький священник. Онуслыхал об этом и пришел к ним. Он им сказал, что они совершили смертный грех,и будет лучше, если они побыстрее заберут своего ребенка назад и подготовят егодля того, чтобы он, священник, окрестил новорожденного на следующий день.

– О! Так вы еще и крещеный?!

– Да… – Я закурил сигарету. – Они вернулисьза мной. Все правильно.

Но потом стали утверждать, что я – не тот ребенок, которогоони оставили на холме. Они оставили обычного ребенка, насчет которого у нихвозникли сомнения, что он мутант, а забирать им пришлось уже настоящего урода.Вот что они потом говорили. Взамен они получили гораздо худшего Рождественскогоребенка. Никто меня не видел, и поэтому их утверждения нельзя было проверить.Однако священник настоял на том, чтобы они оставили у себя этого ребенка. И кактолько они смирились со случившимся, так стали бесконечно добры ко мне. Рос яочень быстро и был очень силен для своих лет.

– Но крещение…

– О, это было для меня… как бы наполовину.

– Как это – наполовину?

– Во время моего крещения священника хватил удар, ичерез день он умер. Во всей нашей округе он был один, поэтому я не знаю, все либыло выполнено так, как положено.

– Может быть, лучше проделать это еще раз, на всякийслучай?

Я внимательно посмотрел на веганца, но не заметил на еголице ни капли иронии.

– Нет. Если Небо не захотело меня тогда, то второй разя просить не собираюсь.

Мы расположились на ближайшей поляне и стали ждатьаэроглиссера…

***

В тот день мы прошли примерно с дюжину километров, что можносчитать прекрасным результатом, если учесть состав нашей группы. Ребенкапогрузили в аэроглиссер и отправили прямо в Афины. Когда все было готово котлету, я громко спросил, не хочет ли еще кто-нибудь уехать. Но никто, однако,не отозвался.

Именно в этот вечер все и случилось…

Мы лежали полукругом около костра. Было тепло и приятно.Гассан прочищал свой обрез с алюминиевым стволом. Приклад оружия был изпластика, и поэтому оно было очень легким и удобным.

Возясь с оружием, Гассан наклонил дуло вперед и сталмедленно направлять его на Миштиго.

Должен признаться, проделал он это все мастерски. Длилосьэто с полчаса, и он перемещал дуло едва уловимыми движениями.

Но, когда положение дула зафиксировалось, я вскочил и в трипрыжка оказался около араба. Я выбил обрез из его рук, и оружие, отлетев метрана три, стукнулось о камень. Рука моя заныла от удара.

Гассан тотчас же вскочил. Зубы его щелкали, словно куркикремниевого оружия. Мне даже показалось, что из его рта посыпались искры.

– Объяснитесь! – заорал я. – Валяйте, скажитечто-нибудь! Все, что угодно! Вы ведь прекрасно знаете, что собирались толькочто сделать!

Руки Гассана задрожали.

– Давайте! – подбодрил я его. – Ударьте меня!Всего лишь прикоснитесь ко мне! И тогда то, что я с вами сделаю, будет называтьсясамообороной.

Даже Джордж не сможет после этого сложить то, что от васостанется!

– Я всего лишь чистил оружие. И вы повредили его,Карачи.

– Случайно оружие не направляется в цель. Вы собиралисьубить веганца!

– Вы ошибаетесь.

– Ударьте меня! Или вы трус?

– Я не хотел бы ссориться с вами, Карачи.

– Тогда вы действительно трус!

– Нет, Карачи, я не трус!

Через несколько секунд он улыбнулся и спросил:

– Вы не боитесь бросить мне вызов?

Следующий ход был за мной. Я надеялся, что до этого недойдет. Я надеялся, что смогу вывести его из себя настолько, что он ударит меняили вызовет на дуэль. Но сделать этого мне не удалось.

И это было плохо. Очень плохо!