— Что же ты скрывала, Катенька? — снова обратился он к дневнику. — Ни описание ли обряда, призывающего некую Высшую Силу, хранили вырванные страницы?

Что-то подсказывало Денису, что отсутствовавшие листочки могли рассказать ему многое о Кате. Он задумчиво посмотрел в окно, затем взял из органайзера карандаш, расщепил деревянную оболочку, засадив в палец занозу, и аккуратно извлек грифель. Заштриховав его боковиной пустующую станицу, Денис различил невнятный силуэт. На последнем вырванном листке тоже был рисунок, и судя по контурам, набросок, подобный тем, что остались в блокноте. Правда, кто именно на нём изображался, Денис не разглядел, потому как на предыдущих вырванных листках, видимо, тоже были рисунки, их отпечатки наложились друг на друга, и все очертания смазались.

— Не густо, — изрёк Денис, закрывая блокнот. — Что мы имеем, — рассуждал он вслух, меряя комнату шагами. — Катя довольно серьёзно была увлечена идеями этого пройдохи Святослава. Не удивлюсь, кстати, если он себя меж адептов Белым Псом именует. Так эти идеи её завораживали, что она не поленилась изучить различные древние тексты, ища точки соприкосновения.

Надо отметить, что некоторые сходства поразили и самого Дениса. Он снова закурил, прикрыл глаза и представил, как бродит в сумрачном лабиринте.

Сознание его вдруг раздвоилось. Одна его часть видела себя самого сверху и могла разглядеть в кучно сбившихся линиях намек на портрет — тот самый карандашный набросок, что он отдал Свете. Но вот вторая — бродившая внизу, вдоль этих извилистых преград, не могла понять, что представляет собой лабиринт.

Денис встал, подошел к окну. На улице смеркалось, всё пребывало в невозмутимом спокойствии синего марева, будто картинку прогнали через ультрамариновый фильтр. Денису нравилось это время суток, оно было самым прекрасным, таинственным и чарующим, но и самым кратким. Каких-то тридцать, сорок минут и прозрачную органзу, окрашивающую улицу в невероятные краски, подменят плотным бархатом ночи, и только желтоватые фонари будут светить одиноким путникам, не давая сбиться с дороги.

Денис смотрел на зажигающиеся фонари, на дорожки, свежевыбеленные небесным пухом — вестником приближающейся зимы, и размышлял о пути. Всю свою двадцатипятилетнюю жизнь он катился в волшебном вагончике желаний. Ему всё давалось легко и без затей: профессия, женская любовь, уважение друзей. Он не задумывался о завтрашнем дне, принимая всё, что ему подсовывала жизнь. Даже когда погиб отец, и вся умеренная жизнь семьи обернулась прахом, он не раскисал. Он воспринял этот удар судьбы как волшебный пинок, прыжок через пропасть с завязанными глазами, без которого невозможно стать мужчиной.

Почему же теперь его так лихорадит? Ведь циничность, с которой он распинает Катиных Богов не случайная, она порождена страхом. Отчего ему кажется, что очередной прыжок через пропасть не удался, что он не долетел и теперь падает вниз? Дело было не только в Катерине, это Денис знал наверняка. Тут имелась загвоздка поосновательнее — ломался его стержень, тот прочный свинцовый прут, что держал его голову поднятой при любых обстоятельствах. Прут этот плавился, модифицировался, трансформировался, и казалось, что даже и сам его состав меняется, что он уже не свинцовый, но какой-то другой, все еще прочный, но другой.

Денис знал, что это свободное падение преобразует его, вот только не знал как именно и впервые в жизни боялся. Боялся потерять себя, хотя даже и не знал, кем в действительности являлся.

— Всем должно быть страхово, когда из-под ног уходит почва, — проговорил Денис своему отражению в окне. — Что ж, сноубордисты с этим как-то справляются, попробую и я.

Он отвернулся от окна и побрёл в постель как раз в тот момент, когда из-за деревьев показалась белая морда и две красные точки горящих глаз.

Ночь выдалась непростая: сон долго не шёл к Денису. Дорогу ему преграждали непутёвые, спутанные мысли о Кате, об отце, о его никчемной, в сущности, работе, о бесполезности всего, даже поисков Катиных убийц. А ранним утром, когда им только начала завладевать долгожданная дрёма, зазвонил телефон.

Звонила Света и звонила не из праздности, а по делу.

— Ты оказался прав, — пыхтела она в трубку, — я только что вышла от следователя. Знал бы ты, какими правдами и неправдами я выуживала из него информацию.

— И? — в нетерпении воскликнул Денис.

— Интересующий тебя персонаж, не кто иной, как Святослав Сергеевич Кулаков. Ты подумай, он даже не удосужился имя сменить, а найти его не могли, потому как раньше кроме его имени отчества ничего известно не было. Представляешь, сколько у нас в городе Святославов Сергеевичей?

— Смутно.

— Ну, так вот, личность его теперь доподлинно установлена. Только в Питере его нет.

— А где же он?

— А это наша доблестная полиция пока не установила.

От такой удачи у Дениса аж голова закружилась. Радужным хороводом промчались надежды на приближение к развязке. А ещё он понял, что настал момент, когда Светина принадлежность к налоговой может ему пригодиться.

— Светочка, дорогая ты моя! — восклицал он, — ты же можешь выяснить, как у нашего героя обстоят дела с вашим учреждением? Является ли он добросовестным гражданином, или же он злостный неплательщик?

Света выдержала короткую паузу, и Денис уже подумал, что поспешил с просьбой, и его ранимая знакомая сейчас опять уличит его в нещадной эксплуатации. Но девушка всё же ответила.

— Я могу, конечно, пробить его по нашей базе, но сомневаюсь, что он делал серьёзные покупки на свое имя.

— А родственников его вы же тоже проверить можете?

— Надо посылать запрос на родственные связи, на это нужно время, — Света опять замолчала, на том конце провода раздался жалобный визг тормозов и гудок клаксона.

Связь оборвалась.

Денис попытался перезвонить, но электронная барышня известила его о том, что абонент недоступен.

Недолго думая, он вскочил с постели, оделся и выбежал на улицу. Прыгнул в машину и помчался к отделению полиции.

Ни следов аварии, ни даже маломальского ДТП он не обнаружил. Света по-прежнему была вне зоны. Тогда он развернулся и поехал на Турку в надежде, что опередит девушку, если та поехала домой.

Он выжимал из несчастного старого пипелаца все мощности, на которые тот был способен, один раз проскочил на красный, нарушил ещё с дюжину правил, и всё ради того, чтобы успеть. Не мог он потерять своего самого главного союзника в борьбе с неизвестностью. Света выступала козырем припрятанным в рукаве, его воплотившейся тенью. Она сейчас была нужна ему как его собственные руки, ибо ими и являлась.

Денис влетел во двор как раз в тот момент, когда девушка открывала дверь.

— Света! — крикнул он в открытое окно, распугивая шныряющих у поребрика голубей.

Она обернулась.