Мои руки и лицо в чем-то липком.

Кровь?

Сливочный крем.

Механик смотрит вниз:

— С Днем рожденья.

Я чувствую запах дыма и вспоминаю именинный торт.

— Я чуть не сломал руль вашей головой, — говоритон.

И ничего кроме, — лишь ночной воздух и запах дыма, извезды, и механик, улыбающийся и ведущий машину, моя голова в его руке, —и внезапно мне совсем не хочется вставать.

«Где торт?»

Механик отвечает:

— На полу.

Только ночной воздух и усиливающийся запах дыма.

Я загадал желание?

Вверху надо мной, очерченное звездным небом за стеклом,улыбающееся лицо.

— Эти праздничные свечи, — говорит он. —Такого типа, что никогда не гаснут.

В свете звезд мои глаза приспосабливаются настолько, что ямогу рассмотреть, как поднимается дымок от маленьких огоньков, разбросанныхвокруг нас по коврику.

Механик бойцовского клуба жмет на газ, буйствуя за рулем всвоей тихой манере, и сегодня ночью мы все еще должны сделать что-то важное.

Одна из вещей, которым мне нужно научиться переднаступлением конца цивилизации, — это смотреть на звезды и говорить, кчему я иду. Вокруг тихо, будто Кадиллак едет сквозь открытый космос. Мы,наверное, съехали с хайвэя. Трое парней на заднем сиденье отключились илиуснули.

— Вы побывали на волосок от жизни, — говоритмеханик.

Он снимает одну руку с рулевого колеса и касается длинногорубца, вспухшего на моем лбу от удара о руль. Мой лоб опух настолько, чтонависает над моими глазами, и он проводит кончиком холодного пальца вдоль повсей длине вздутия. «Корниш» попадает в ухаб, и боль будто вспухает меня надглазами, как тень от полей шляпы, опоясывающая лоб. Наш смятый капот скрипит,бампер лает и визжит в тишине, окружающей нас, несущихся по ночной дороге.

Механик рассказывает, что задний бампер «корниша» болтаетсяна креплениях, и как его почти полностью оторвало при столкновении с краемпереднего бампера грузовика.

Я спрашиваю — это сегодняшней ночью его домашнее задание поПроекту Разгром?

— Частично, — отвечает он. — Еще мне нужнобыло сделать четыре человеческих жертвоприношения и погрузить жир.

«Жир?»

— Жир для мыла.

«Что планирует Тайлер?»

Механик начинает рассказывать, и его слова — один в одинслова Тайлера Дердена.

— Я вижу сильнейших и умнейших людей из всех, жившихкогда-либо, — говорит он, и его лицо обрамлено светом звезд из окнаводителя. — И эти люди заправляют машины бензином и обслуживают столики.

Силуэт его лба, его бровей, спуск его носа, пластичныйпрофиль его рта, шевелящиеся губы, — все это очерчено черным посредизвездного света.

— Если бы мы могли поместить этих людей в тренировочныелагеря и завершить их развитие.

— Все, что делает пистолет — это фокусирует взрыв водном направлении.

— Получаем класс молодых сильных мужчин и женщин,которые хотят посвятить чему-то свои жизни. Реклама навязывает этим людямпогоню за машинами и тряпками, которые им не нужны. Поколения работают вдерьме, чтобы купить дерьмо, им не нужное.

— В нашем поколении у нас нет ни великой войны, нивеликой депрессии, но все равно, у нас есть великая духовная война. У нас естьвеликий переворот против культуры. Наша депрессия — наша жизнь. Наша депрессиядуховна.

— Мы должны показать этим мужчинам и женщинам свободу,порабощая их, и показать им смелость, запугивая их.

— Наполеон хвалился, что может выучить людей жертвоватьжизнью ради обрывка ленты.

— Представьте, как мы объявим забастовку, и никто нестанет работать, пока мы не перераспределим мировые ценности.

— Представьте, как охотитесь на лосей в пропитанныхвлагой лесах, окружающих руины Рокфеллер-Центра.

— То, что вы сказали насчет своей работы, —говорит механик. — Вы в самом деле хотите?

«Да, в самом деле».

— Поэтому сегодня ночью мы и в пути, — отвечаетон.

Мы отряд охотников, и мы охотимся за жиром.

Мы едем на свалку медицинских отходов.

Мы едем на станцию уничтожения медицинских отходов, и там,среди выброшенных хирургических простыней и бинтов, удаленных опухолейдесятилетней давности, капельниц и отработанных иголок, — жуткие вещи,действительно жуткие вещи, — среди образцов крови и ампутированныхинтимных кусочков, — мы найдем больше денег, чем смогли бы вытащить заодну ночь, даже если бы прибыли на грузовике с цистерной.

Мы найдем денег достаточно, чтобы загрузить этот «корниш»сверху до пола.

— Жир, — говорит механик. — Липосакционныйжир, откачанный из богатейших бедер в Америке. Из богатейших, жирнейших задницв мире.

Наша цель — большие красные пакеты липосакционного жира,которые мы отвезем обратно на Пэйпер-Стрит, растопим и смешаем со щелоком ирозмарином, и продадим назад, тем самым людям, которые платили за его откачку.По двадцать баксов за брусок его смогут позволить себе только эти самые люди.

— Самый богатый, самый нежный жир в мире, жир сливокобщества, — продолжает он. — Это делает сегодняшнюю ночь чем-то вродепохождений Робина Гуда.

Маленькие восковые огоньки пляшут на коврике.

— Пока мы будем там, — говорит он. — Нужнобудет, помимо всего прочего, поискать немного тех гепатитовых жучков.

Слезы теперь уже действительно полились, и одна толстаяполоска скатилась по стволу пушки и обогнула спусковой крючок, разлившись подмоим указательным пальцем. Реймонд Хэссел закрыл оба глаза, поэтому я прижалпистолет покрепче к его виску, чтобы ему навсегда запомнилась эта вещь,приставленная именно сюда, и чтобы я остался рядом на всю его жизнь, в каждыймомент которой он мог умереть.

Это была не какая-нибудь дешевая пушка, и мне сталоинтересно, может ли соль изгадить ее.

Все прошло так просто, казалось мне. Я сделал все так, какрассказал механик. Вот за этим нам нужно было купить по пистолету. Это я делалсвое домашнее задание.

Каждый из нас должен был принести Тайлеру по двенадцатьводительских прав. Это докажет, что каждый из нас произвел двенадцатьжертвоприношений.