– Конечно, – кивнул я. – Итак, я задал вопрос. Почему Миссис Сиппи?

– Потому что Она никому не хозяйка, – ответил Джош, выходя из-за дерева возле реки.

– Что это? – Я указал на длинную узкую сумку, которая болталась на его плече. Ремень врезался в ткань куртки.

– Дверной молоток.

– Что?

Я ничего не понял.

– Увидишь. Идём.

Он вышел на мост.

– Одиннадцать тысяч второе, – проворчал Спаркс. Было заметно, как он дрожит. Однако возвращаться в рюкзак заяц не торопился.

Я отстал от Джоша. Страх и холод вызвали нежелание следовать за ним. Хотя я и проигнорировал совет Спаркса, это не значило, что я его не слушаю и нисколько не боюсь. Чёрт возьми, я был настолько напуган, что написал маме записку и отправил её Дэйву с условием, что он передаст её, если я не вернусь. Мы дошли до середины Миссисипи. Второй раз на моей памяти она замёрзла и покрылась льдом.

– А если нас здесь засекут?

В центре ледяного белого моря мы выделялись двумя чёрными пятнами.

– Не дрейфь, – ответил Джош. – Я завесил нас иллюзией снегопада.

– Иллюзией? – уточнил я.

– Вроде того, – отозвался Спаркс тоном, который я называю учительским. – Магия воды играет со светом и отражением.

– Пришли.

Джош так внезапно остановился, что я почти в него врезался.

– Почему здесь?

Я не видел никакой разницы в толщине покрытия реки.

– Здесь тонкое место. Подожди.

Он скинул с себя рюкзак и вытащил связку металлических прутьев, собранных в пучок. Сердце колотилось, словно собираясь выскочить из груди. Стараясь потянуть время, я ляпнул первое, что пришло в голову:

– Ты же не собираешься бросать это с моста?

– Именно что собираюсь.

Джош смотрел на меня, как на идиота:

– Чтобы поговорить с Ней, нужно разбить лёд.

– Отсюда?

– В другом месте вряд ли получится. Но, если бы и вышло, мы бы не стали этого делать.

Я мотнул головой:

– Не понимаю.

– Есть немало мест, где можно пробить лёд молотком. Однако ни одно из них не прилегает к берегу или каналам достаточно близко. Чем больше удаляешься от спокойных вод, тем меньше вероятность, что Она захочет общаться с тобой, как с личностью, а не…

– А не?…

Мой голос предательски захрипел, но я постарался казаться спокойным.

– А не с игрушкой, – ледяным голосом отрезал Джош.

Спаркс шлёпнул меня ушами по подбородку:

– Она – одна из величайших элементалей. В ней нет ничего человеческого или куда меньше, чем во мне или в любом из делверов.

Он перевёл взгляд на Джоша:

– Она заботится о тебе, не так ли?

Тот кивнул:

– Надеюсь, что так.

– Всё равно ты здорово рискуешь, выходя на лёд в одиночку. Что, если однажды Её природа возьмёт верх над воспитанием? Скажешь, я не прав?

– Всё равно Она лучше моих родителей и предупреждает, где лёд тонкий. Но хватит пустой болтовни.

Джош вынул связку прутьев и скинул с моста.

Та с грохотом ударилась об лёд, пробила его и исчезла в тёмной бездне. Наверх вырвался фонтан чёрных брызг. Он поднимался всё выше и выше, затем стал обретать формы. На уровне моста появились голова и туловище красивой женщины с длинным рыбьим хвостом, напоминающим тело огромного угря. В глубине Её головы и груди мерцали пескарики, похожие на серебряные монеты среди зелёных сорняков.

Она протянула руку и коснулась моей щеки, подбородка, носа. По коже побежал холод. Из Её глаз смотрел всепоглощающий голод. Я хотел заговорить, но стоило открыть рот, как он тотчас же наполнился водой.

Я тон ул.

Мне было лет пять. Отец уже ушёл от нас, а Оскар ещё не появился, когда мама повезла меня на север, в гости к бабушке. Та жила в доме возле озера, принадлежавшего другу семьи. Большую часть того дня я провёл на мелководье, пытаясь поймать крошечную солнечную рыбку. Всё складывалось удачно. Я дошёл до спуска, где быстрый поток, питающий озеро, впадал в канал поглубже.

Я побежал по воде, которая едва доставала до колен, и вдруг резко провалился. Автоматически раскрыл рот, чтобы позвать на помощь, а он наполнился водой. Я запаниковал и задёргался. Я был слишком мал, чтобы реально осмыслить происходящее, но организм отреагировал мгновенно. Моё тело осознавало, что я опущусь ещё ниже и уже не смогу подняться. Моё тело понимало, что тонет.

Если бы место оказалось глубже, так бы, наверное, и случилось. Я не доставлял хлопот несколько часов, поэтому мама с бабушкой ослабили бдительность. В панике я опустил ногу на дно, сильно оттолкнулся, и голова вырвалась на поверхность. Сделал вдох, начал кашлять и хрипеть… Я закричал, встал на дно – вода доходила до рёбер.

Бабушка примчалась через несколько секунд. Она подхватила меня, гладила, говорила ласковые слова. Потом принесла к тому месту на берегу, где стояла испуганная и растерянная, как ребёнок, мама. По её щекам текли слёзы.

Я бросился к ней в объятия.

– Всё нормально, мамочка. Я в порядке.

На самом деле всё было отнюдь не нормально. Тело тряслось от кашля, от внутреннего мандража, спровоцированного пережитым ужасом, лихорадило. Но мама выглядела такой потерянной, что подсознание подсказало – она нуждается в помощи и поддержке гораздо больше, чем я. Это было новое ощущение, которое в корне изменило моё отношение к миру. С одной стороны, обретя чувство ответственности, я сразу стал мужчиной. С другой – взросление произошло быстро, слишком быстро, чтобы обойтись без открытых ран, которые из-за отсутствия лекаря зарубцевались уродливыми шрамами.

Хотя я усердно посещал уроки плавания и знал, как грамотно себя вести в критических ситуациях, страх воды не исчез. Он свернулся клубочком и дремал где-то очень глубоко внутри. Ужасное прикосновение Русалки его разбудило, заставило распрямиться и поднять голову.

Кажется, я кричал. По крайней мере, силился. Однако горло, которое от холода свело судорогой, не издало ни звука. Заметив моё состояние, Русалка быстро убрала руку. Я сделал только один глоток. Но и его оказалось вполне достаточно, чтобы вызвать панику. Я неловко попятился назад, споткнулся о рельсы и с размаху упал на спину.

Мир стал однообразно серым и закружился. Рот заполнила густая, шипящая слюна с металлическим привкусом, словно я одновременно жевал старые монетки и девятивольтовые батарейки.

Послышался резкий, как карканье вороны, хохот Джоша. Бешено забилось сердце, руки сжались в кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. Врезать бы сейчас по его ухмыляющейся физиономии! Но, увы, каждое движение отдавалось резкой болью в спине. И тут тенью из-за угла выскочила предательская мыслишка: «Что, если просто замереть, не двигаться, не шевелиться. Покой даст передышку…»