От всей фигуры мужчины – с напряженными сильными пальцами аристократа, мага и воина, напрягшимися под рубашкой мышцами, низко склоненной головой и мощным ссутулившимся плечам, поколебавшим гордую королевскую осанку, – веяло силой и… скорбью.

Картина меня потрясла. Своей подлинностью, безыскусностью, исторической достоверностью… Без лишних деталей, ничего приукрашенного или сиропного. Скупо выполненная в чёрно-белых тонах, она не отвлекала разноцветьем от сути, безжалостно отсекая всю романтическую подоплеку и показывая главное, что с годами перестало бросаться в глаза, погребенное под блеском нарядов и тоннами огонь-сердец: здесь случилась человеческая драма. Что-то непоправимое, перед чем бессильны и красота и молодость девушки, и магическое могущество и королевская власть мужчины.

Гравюра действовала на меня как воронка, затягивая внутрь почище скоростного коридора. Здесь я нашла больше правды, чем во всех перерытых мной книгах. Она увлекала меня в бесконечный туннель прошлого, ломала и корежила щиты, скручивала болью внутренности… Пробившая меня навылет, как вражеское заклинание, тоска была столь острой и мучительной, что я пошатнулась. Но ни одно ясное воспоминание так и не пришло.

Я прекратила над собой издеваться и с усилием перевела взгляд на другие товары. Ха, сюрприз! На соседней полке были выставлены наборы для вышивания и среди традиционных кошечек, дракончиков и цветов в горшках имелось и знакомое лицо с закрытыми глазами и фирменными локонами. Меня что, ещё и вышивают?! Наклонилась вплотную к стеклу. О, да! В наборе есть цветные нитки и бисер, а в комплектах подороже мелкие самоцветные камешки, чтобы приклеить к короне. Я едва не расхохоталась.

Звякнула колокольчиком дверь магазина, и на пороге показалась хозяйка – невысокая опрятная женщина среднего возраста. Идеальная в молодости фигура слегка расплылась и потяжелела, но лицо сохранило красоту, а пухлые губы – соблазнительный изгиб.

– Зайдите, госпожа, – приветливо улыбнулась. – Внутри еще много интересного. Увлекаетесь вышивкой?

– Точно нет, – отрицательно покачала головой, уверенная в этом на сто процентов, несмотря на потерю памяти.

– Тогда взгляните на коллекцию расписных тарелок, – не сдавалась горожанка, и я, поколебавшись, приняла приглашение. В конце концов, надо быть в курсе, как тут на мне зарабатывают.

Внутри было… мило. Уютно, тихо, приятно пахло благовониями. Мирно, пришло на ум слово. Магазинчик бесполезных, но памятных, красивых, а порой и чрезвычайно дорогих безделушек. Атмосфера чего-то праздного и неспешного. Её я, если и знала, то за годы обучения и войны успела позабыть.

Из-за этой ленивой мирности, какой-то особой успокаивающей благости я рассматривала выставленные товары с интересом, оценивая работу и художественную ценность, но безо всякой личной вовлеченности. Отстранённо погладила причудливую вышивку на платье куклы с опущенными ресницами (у этой Марилены, в отличие от столичного десерта, глаза не открывались, правда, и целовать её в губы, чтобы проверить, я не стала), с восхищением повертела в руках декоративную копию агранта, вырезанную из красного синтерийского клена, с благодушной улыбкой понаблюдала за спором двух пожилых покупательниц, решавших, какую из расписных тарелочек лучше выбрать: ту, на которой король Амори Первый брал приступом Гортенхейм или ту, на которой побеждал мага-отступника. Не помню, чтобы в хрониках упоминалось, что король лично убил разрушившего его личное счастье злодея, и очень надеюсь, что у монарха не было привычки попирать поверженного врага ногами, но на сувенирной тарелке Амори представал в позе триумфатора, поставив сапог на грудь скорчившемуся отступнику и многозначительно направив на него боевой агрант. Отступник был в чёрном, с длинными, взметнувшимися в отчаянном защитном жесте руками, из-под опущенного капюшона лица не было видно от слова совсем, отчего я сделала вывод, что внешность злодея осталась для художников тайной. От всей его гротескно кривой и сломанной фигуры я едва сдержала смех, а вот старушки искренне восторгались силой изображенных эмоций. И после краткой, но жаркой дискуссии, свой выбор остановили на ней, забыв даже поторговаться с хозяйкой. В их быстрой речи проскальзывал гортенхеймский акцент, поэтому первую тарелку они забраковали, посчитав, что подобный сюжет непатриотичен.

Дверь за довольными туристками весело звякнула подвесным колокольчиком, и хозяйка направилась ко мне:

– Хотите что-нибудь пробрести?

– Нет, просто… хм… любуюсь, – ответила я, споткнувшись на последнем слове: взгляд упал на детский набор «Одень принцессу».

– Оглядитесь как следует, – женщина обвела магазинчик рукою. – Многие заходят только поглазеть: у меня самый большой ассортимент. Хороший выбор ещё в королевской лавке на площади, но там фабричное или артельное производство, а у меня есть вещи, сделанные искусными подлинными мастерами и представленные в единственном экземпляре. Вот, например, – она протянула мне – рукописная книга о любви Амори и Марилены. Переработанный современный вариант. В каждой главе – авторские красочные иллюстрации.

– Изумительно, – я похвалила честно, но безэмоционально. Работа была хороша, но брать я её не собиралась. Вряд ли мне вообще захочется иметь что-нибудь на память о шестидесяти пропавших вычеркнутых из жизни лет.

– Побродите в удовольствие, если не слишком торопитесь. Я и сама… – она усмехнулась, – люблю пройтись среди полок, когда нет наплыва посетителей.

– Торговля бойкая? – вежливо поинтересовалась.

– В тридень Принцессы и за несколько дней до и после него – не протолкнуться. Всегда нанимаю двух помощниц на это время. В остальные дни поток меньше, но жаловаться грех. Это же самое сердце столицы, – она помолчала, помялась и неожиданно призналась: – И мне нравится быть рядом с ней.

Она с улыбкой кивнула в сторону портрета темноволосой молодой женщины с традиционно закрытыми глазами.

– Нравится чувствовать её умиротворяющее присутствие. Оно здесь словно разлито в воздухе и иногда, – женщина поискала подходящие слова, – становится физически ощущаемо.

– Как сейчас, – едва слышно пробормотала она и тряхнула головой, прогоняя задумчивость. – Хотите, я угощу вас ситронеллой, госпожа?

Она быстро направилась к прилавку, приговаривая на ходу:

– Нет-нет, вы не беспокойтесь, это не торговый ход и покупать в ответ ничего не надо!

Вообще-то я и не беспокоилась: была из той эпохи, когда собеседника угощали напитком из любезности и взаимного удовольствия от общения, а не желая втюрить что-нибудь в нагрузку.

Хозяйка поставила на прилавок поднос с ситронеллой, разлила в малюсенькие приплюснутые чашки янтарно-желтый напиток.

– Сама делаю, по матушкиному рецепту, – с гордостью сообщила.

Я пригубила предложенное угощение. Ситронелла была отличная, чуть кислая, с горьковато-терпкой ноткой, такой, какой я её и помнила.

– Настоящая, – одобряюще улыбнулась я.

– Спасибо, – расцвела от похвалы хозяйка и внезапно вздохнула. – Напоминает мне о доме.