Елку достать, конечно, не удалось. Вместо нее на заставесрубили кривоватую сосенку, деревце установили в «ленинке» и по всем правиламнарядили. Там же накрыли столы. Ничего особенного: фрукты, конфеты, лимонад иодна-единственная бутылка шампанского на всех – все, что офици-льно разрешилкапитан Лощинин.

Впрочем, бойцы заблаговременно запаслись кое-чем еще. Обэтом знали, наверное, все, но офицеры великодушно делали вид, что им ничего неизвестно – черт с ним, раз в году можно, все-таки праздник есть праздник!Впрочем, этот либерализм никоим образом не распространялся на наряд и тревожнуюгруппу – по этому поводу с теми, кому «повезло» нести службу в новогоднюю ночь,была проведена отдельная и весьма серьезная беседа.

А еще к праздничному столу ожидался шашлык из свежейбаранины. Вчера старшина заставы прапорщик Ковальчук посылал гонцов к дяде

Рахмону – чабану, пасшему колхозных овечек в окрестностяхзаставы. У пограничников со стариком-таджиком давным-давно наладились прочные ивзаимовыгодные отношения. Время от времени к чабану отправлялся посыльный отКовальчука с кое-каким барахлишком – кирзовыми сапогами, поношенным бушлатом,парой белья… Взамен старик давал пограничникам молодого барашка, и тогда назаставе устраивали пир. Подобный обмен был произведен и накануне праздника.

В новогоднюю ночь Саша с Диком попали в тревожную группу, аэто означало, что если на границе будет тихо, то можно будет встретить праздникпо-человечески. Шампанского им, понятно, все равно не досталось бы, но и безэтого было бы неплохо посидеть за столом с ребятами, посмотреть по телеку«Огонек» и полакомиться сочным шашлычком.

В ожидании застолья бойцы из тревожной группы сидели околоказармы, неспешно покуривая и вспоминая, как встречали этот праздник дома.Рядом с Беловым сидел Фархад Джура-ев. После того как Ваня Скребнев

дождался-таки своего дембеля и укатил к себе в Рязань, Сашасблизился с Фархадом.

Вообще-то он был немного странным, этот Фархад – Фара, какназывал его Саша. Он совершенно не походил на других ребят-таджиков, служившихна заставе. Те, как правило, не без труда изъяснялись на русском, всегдадержались особняком и немного дичились остальных. Фара же свободно говорил нетолько по-русски и по-таджикски, но и по-узбекски и – что было удивительнеевсего – по-английски! Он был отлично образован, постоянно сыпал восточнымимудростями, называл себя ассирийцем, знал всех своих предков чуть ли не додвадцатого колена и жутко этим гордился.

Впрочем, широкая эрудиция и знание четырех языков не спаслорядового Джураева от армии. После окончания английской спецшколы Фара поступилв Ташкентский университет, но не проучился в нем и года – выгнали. За что – онне говорил, но, судя по тому, что Фара в открытую покуривал травку, причинаотчисления, вероятно, была как-то связана с этим его пристрастием.

Белов тоже не одобрял это занятие, но и с нравоучениями кприятелю не лез – знал, что здесь, в Таджикистане, травкой балуются едва ли невсе поголовно. Зато во всех прочих отношениях Фара был пацаном классным,правильным, с ним было интересно и весело.

«А здорово было бы познакомить Фару с Космосом, с Пчелой…» –вдруг подумалось Белову.

Мысль показалась ему забавной, Саша покосился напопыхивающего косячком приятеля, улыбнулся и, откинувшись на спинку скамейки,задрал голову. Над заставой бескрайним пологом раскинулось высокое,угольно-черное южное небо с россыпью бессчетных, нереально-ярких, немногонапоминающих праздничную иллюминацию, звезд. Было очень тихо и как-тонеобычайно покойно и безмятежно.

Но ровно в половину одиннадцатого эту тишину взорвал голосвыскочившего из штаба дежурного:

– На третьем участке – нарушитель! Тревожная группа, навыезд!

И сразу же загрохотали по камням сапоги – пограничники совсех ног ки-

нулись к машине. Минута – и тревожная группа уже была вкузове. ГАЗ-66 нетерпеливо взревел мотором и, подпрыгивая на неровностях горнойдороги, рванул к границе.

Машина остановилась на обрывистом берегу реки. Пограничники,как горох, посыпались из кузова. Растянувшись цепью, они бросились вниз поосыпающемуся склону – туда, где скрытый густыми зарослями камыша неумолчношумел Пяндж.

Белов держал Дика на коротком поводке, а тот неистово рвалсявперед, все сильнее и сильнее забирая вправо. У Саши мелькнула догадка:«Неужели почуял?» Ни секунды не колеблясь, он доверился псу, и тоже сталзабирать правее. На мгновение ему показалось, что впереди в камышах что-тотемнеет. «Может, лодка?» – подумал Белов.

Дик, без всякого сомнения, стремился именно к этому месту.Когда до кромки зарослей осталось метров двадцать, Саша опустился на колено иотцепил поводок от ошейника.

– Фас! – шепотом скомандовал он.

Пес молнией метнулся к камышам, а Белов резко передернулзатвор и взял автомат на изготовку. Рядом лязгнул еще один затвор – этоподоспел Фархад.

А Дик уже ворвался в заросли. Еще секунда – и оттудапослышался звук борьбы, яростное рычание пса и чей-то короткийполукрик-полустон… И вдруг – собачий взвизг! Резкий, пронзительный, отчаянный –такой, что, услышав его, Саша моментально похолодел.

– Выходи, стрелять буду! – крикнул он срывающимся голосом ивскинул автомат.

Тишина. Белов стиснул зубы и дал по зарослям короткую злуюочередь. Он целился повыше, – так, чтобы ненароком не задеть Дика.

– Шурави! – раздался из камышей испуганный вопль. – Нестрыли, шурави!

Заросли зашуршали, заколыхались, и на прибрежную галькутяжело вышел невысокий бородатый мужчина в драном халате. Руки его были поднятывверх, в левой блеснул большой окровавленный нож.

– Оружие на землю! – рявкнул Саша. – Фара!

Фархад его понял, он тут же повторил приказ по-таджикски.Нарушитель отбросил нож и распахнул полы халата, показывая – больше у негоничего нет. К нему подскочили двое бойцов, духа в мгновение ока скрутили вбараний рог. А Саша, закинув автомат за спину, кинулся в камыши.

Дик лежал на боку и, далеко вывалив язык, тяжело, прерывистодышал.

– Дик… – не веря своим глазам, ошеломленно прошептал Саша. –Что с тобой, Дикушка?

Саша попробовал поднять собаку, подсунул под нее руки инаткнулся на глубокую, горячую рану в боку. Из нее хлестало кровью так, чтосразу стало ясно – это конец. Глотая слезы, Саша протянул ладонь к морде пса.Дик открыл глаза и, из последних сил приподняв голову, лизнул его пальцы.