– О газете «Работа», Елене Михайловне Кирилловой идолжности заместителя генерального директора, которую вы не получите, –сказада я напрямик.

Иннокентий Лавочкин повел себя странно. Вместо того чтобыудивиться: «Почему не получу?» – он сделал страшные глаза:

– Т-с-с! Молчите, умоляю вас! Танюша не должна об этомзнать! Говорите на любую тему, только не о Кирилловой!

– О погоде устроит?

– Чудесная тема! Как вы думаете, в новогоднюю ночьударит мороз? Или снег будет падать такими же чудесными пушистыми хлопьями, каксегодня?

Какое-то время мы вели светскую беседу, потом из комнатыпоявилась Татьяна, уже при полном параде.

– Ну что, – обратилась она ко мне, – я получудоступ в ваш интернет-клуб?

– Мне бы хотелось еще кое-что уточнить у вашего мужа.

– Уточняйте, – милостиво разрешила она. –Милый, можно тебя на минуту?

Она увела мужа в коридор, откуда вскоре послышалсяприглушенный разговор, шелест купюр и звук закрываемой двери.

Когда Иннокентий вернулся на кухню, вид у него былподавленный.

– Я не смог сказать Тане, что работы не будет. Она такдавно ждет, надеется, что скоро мы разбогатеем. Я не могу ее разочаровывать…

«А сама она работать устроиться не пробовала?» – подумала я,но промолчала.

– А вы, собственно, кто? – спохватилсямужчина. – Откуда знаете, что Кириллова не берет меня на работу?

– Позвольте представиться: Людмила Лютикова, сотрудникиздательства.

Мужчина махнул рукой:

– Да я уже сам догадался, что у Елены Михайловны мненичего не светит! Странно, что она специально прислала человека, чтобы сообщитьмне эту новость, можно сказать, честь оказала. Вполне могла отмолчаться.Знаете, я вообще-то не рассчитывал опять с ней сотрудничать, но раз она самапригласила меня на корпоратив, то затеплилась надежда…

– Сама пригласила?

– Ну да, прислала открытку по почте.

Выяснилось следующее. Еще в начале декабря Иннокентийполучил на адрес матери приглашение на корпоративный новогодний вечер отиздательства «Работа». Лавочкин никогда не забывал о Елене Михайловне – ЕленеПрекрасной, как он ее называл, – и немного жалел, что тогда поспешилпродать ей свою долю в общем бизнесе. Но что сделано, то сделано, не воротишь.

Однако в последнее время, когда приходилось перебиватьсяслучайными заработками, у него затеплилась надежда: а что, если попросить Еленувзять его на работу?

Он неосторожно поделился этой идеей с женой, Татьяна сразуже раскатала губу: мужу дадут должность заместителя гендиректора, огромнуюзарплату, служебный автомобиль, может быть, даже и квартиру купят! Иннокентийосторожно поддакивал супруге, не решаясь разрушить ее фантазии. Он слишкомлюбил Таню, понимал, что у них большая разница в возрасте, и если необеспечивать молодую жену, она может сделать ноги. На руках обычно носятженщин, которые легко могут убежать…

В общем, вскоре Иннокентий и сам уже почти поверил в то, чтоу него того и гляди появится замечательная высокооплачиваемая работа. Накорпоративе он бросился к Елене Прекрасной, намереваясь закинуть удочку насчеткакой-нибудь должности в издательстве. Однако директриса его даже не узнала!Неужели он так изменился?

Когда Лавочкин назвал себя, Кириллова рассеянно протянула:

– Да-да, я вас помню…

Ни дружеского «ты», ни радостной улыбки узнавания – ничего!

Позднее, выпив два бокала вина (кстати, очень хорошего),Иннокентий осмелел и снова подошел к Кирилловой.

– Елена… Михайловна, я хотел бы предложить себя… своизнания и опыт нашему… то есть уже вашему издательству… Если бы у вас нашласькакая-нибудь вакансия для меня, я был бы очень вам благодарен.

Директриса сухо ответила:

– Я подумаю, Илларион.

Она перепутала имя! Случайно или нарочно, чтобы унизить ипоставить на место?..

Лавочкин мгновенно протрезвел, у него испортилосьнастроение, и сразу после выступления Николая Баскова он покинул праздник.

– Кто-нибудь видел, как вы уходили? – спросилая. – Кто-нибудь может подтвердить ваши слова?

Иннокентий пожал плечами:

– Может, кто и видел. Но я ушел по-английски, непрощаясь, так что вряд ли окружающие заметили потерю. В расстройстве несколькочасов бродил по центру, прикидывал, как сообщить Танюше, что должности небудет. Решил пока не говорить… А что такое? Почему вы всем этим интересуетесь?

– Дело в том, что Елену Михайловну убили на том самомкорпоративе.

Иннокентий изменился в лице.

– Это я виноват! – воскликнул он. – Онапогибла из-за меня!

От радости я потеряла дар речи. Неужели я каконец-то нашлаубийцу? И он так запросто признается в содеянном? Ура, мои мытарствазакончились, с меня снимут все подозрения, я перестану скрываться и снова станудобропорядочным членом общества!

– Каким образом вы ее убили? – спросила я.

Мужчина вздрогнул:

– О чем вы?! Я ее не убивал! Я видел, как этопроизошло, но не вмешался.

Радость моя немного померкла, но оставалась надежда, чтоЛавочкин выведет меня на след истинного преступника.

– Что конкретно вы видели?

– Когда Лена танцевала, какой-то молодой человекподсыпал ей что-то в бокал. Он действовал молниеносно, я бы не обратил на неговнимания, если бы не блюдо с устрицами. Оно стояло рядом с бокалом Лены, а я,понимаете, никогда не пробовал устриц… Вот я и смотрел на это блюдо,прикидывал: будет ли это неприлично – перегнуться через весь стол и взятьустрицу? И в этот момент парень сыпанул в шампанское Елены какой-то порошок. Ая… я ничего ей не сказал. Я был так зол на нее, ведь она унизила меня: назваладругим именем, отказала в работе… В общем, я решил, что ей подсыпали какой-тонаркотик, может, экстази или что там сейчас модно принимать в ночных клубах…

– Экстази, кажется, продается в таблетках, –заметила я. – По крайней мере в фильмах так показывают.

– Правда? Не знал. Но теперь, когда Елена мертва, ядумаю, что это был не наркотик, а яд. Я мог спасти ей жизнь, но меня занималатолько моя уязвленная гордость!

Вид у Лавочкина был такой скорбный, словно умерла непосторонняя женщина, отнявшая у него часть общего бизнеса, а близкий человек.Мне показалось, что его по-настоящему терзают муки совести. Такие люди вряд лиспособны на убийство.

– Как выглядел этот парень?

Иннокентий на секунду задумался.