– Вот он и ушел, – сказал я с жестокой прямотой.

– Ну и хорошо. Не думайте, что я такой бессердечный, но втаком возрасте уже невозможно получать удовольствие от жизни.

– По-твоему, он не получал?

– Я считаю, что нет. В любом случае, ему было пора уйти… Он…

Юстас умолк, так как в классную комнату вернулся ЛоуренсБраун.

Он стал переставлять книги, но мне показалось, что краешкомглаза он следит за мной.

Поглядев на наручные часы, он сказал:

– Я жду тебя здесь ровно в одиннадцать, Юстас. Не опаздывай.Мы и так потеряли много времени за последние дни.

– О’кей, сэр.

Юстас не спеша направился к двери и, насвистывая, вышел изкомнаты.

Лоуренс Браун снова бросил на меня испытующий взгляд, затемоблизнул губы. Я не сомневался, что он вернулся в классную комнату специальнодля того, чтобы поговорить со мной.

Он перетасовал еще раз книги явно безо всякой на тонадобности, делая вид, что усиленно ищет какое-то нужное ему издание, и толькопотом заговорил.

– Как… Как там у них подвигается? – спросил он.

– У них?

– У полиции.

Он нервно дергал носом, совсем как мышь в мышеловке. Именнотак я и подумал: мышь в мышеловке.

– Они меня не посвящают в свои дела.

– Да? А я думал, что ваш отец помощник комиссара…

– Он и есть помощник комиссара. Но не станет же он выдаватьслужебные секреты?

Я нарочно сказал это многозначительным тоном.

– Значит, вы не знаете, как… что… если… – Голос егоокончательно куда-то исчез. – Они не собираются производить арест, вы незнаете?

– Нет, насколько мне известно. Но, как я уже говорил, могу ине знать.

«Выгоняйте их из нор, – сказал инспектор Тавернер, –запугайте их». Лоуренс Браун, судя по всему, был до смерти запуган.

Он заговорил торопливо, срывающимся голосом:

– Вы не представляете себе, как это… такое напряжение… Иничего не знать… Они приходят и уходят… задают вопросы. Я хочу сказать… вопросыникакого отношения к делу не имеют.

Он умолк. Я терпеливо ждал. Если он хочет выговориться, я небуду ему мешать.

– Вы ведь были здесь на днях, когда старший инспекторвысказал свое чудовищное предположение? О миссис Леонидис и обо мне… Это былочудовищно. Чувствуешь свою полную беспомощность. Ты не можешь запретить людямдумать что угодно. И все это подлая ложь. Только потому, что она… Она быланамного моложе своего мужа. Какие ужасные мысли приходят людям в голову… простоужасные. Я чувствую… я не могу не видеть, что это заговор.

– Заговор? Любопытно.

Это было действительно любопытно, хотя и не в том смысле,как это понимал Лоуренс.

– Дело в том, что семья… семья миссис Леонидис мне никогдане симпатизировала. Они всегда относились ко мне высокомерно. Я всегдачувствовал, что они меня презирают.

У него начали дрожать руки.

– И все только потому, что у них всегда были деньги… ивласть. Они смотрят на меня сверху вниз. Кто я для них? Простой учитель, всеголишь жалкий трус, отказывающийся служить в армии. А я отказался по велениюсовести. Да, именно совести!

Я ничего не ответил.

– Ну, хорошо, а что такого, если я боялся? – выкрикнул он. –Боялся, что не справлюсь с собой. Боялся, что не смогу, когда понадобится,заставить себя спустить курок. Разве вы точно знаете, что стреляете в нациста?А может быть, это порядочный человек, какой-нибудь деревенский парень, неимеющий отношения к политике, призванный на военную службу. Я считаю, что войнааморальна. Вы можете это понять? Я считаю, что война аморальна!

Я по-прежнему хранил молчание, полагая, что таким способомдобьюсь большего, чем если бы я стал ему возражать или соглашаться с ним.Лоуренс Браун вел спор сам с собой, постепенно все больше раскрываясь.

– Они всегда надо мной смеялись. – Голос его задрожал. – Уменя какой-то особый талант делать из себя посмешище. И это вовсе не оттого,что у меня не хватает мужества, однако я всегда делаю что-то не так. Я однаждыбросился в горящий дом, чтобы спасти женщину. Но как только я туда вошел, ясразу же перестал ориентироваться и, задохнувшись от дыма, потерял сознание. Ядоставил массу хлопот пожарным, пока они искали меня. Я слышал, как кто-то изних сказал: «Зачем этот болван полез не в свое дело?» Мне не надо ни за чтобраться – все равно ничего хорошего не выйдет, все против меня. И тот, кто убилмистера Леонидиса, подстроил все так, чтобы подозрение обязательно пало наменя. Его убили для того, чтобы погубить меня.

– А что вы скажете о миссис Леонидис?

Он вдруг покраснел и стал больше похож на человека и меньшена мышь.

– Миссис Леонидис ангел, – пробормотал он. – Настоящий ангел.С какой нежностью и добротой она относилась к своему престарелому мужу. Этосовершенно удивительно. Дико, просто дико думать, что она может быть причастнак убийству! Этого не понимает только дуб-инспектор.

– У него предвзятое отношение. В его архивах немало дел, гдепожилые мужья были отравлены прелестными молодыми женами.

– Невыносимый болван! – сказал сердито Лоуренс Браун.

Он отошел к стоящему в углу шкафу и начал рыться в книгах.

Решив, что его пора оставить в покое, я неторопливо вышел изкомнаты. Когда я проходил по коридору, дверь слева отворилась и на меня почтиупала Жозефина. Она появилась с неожиданностью черта в старинной пантомиме.Лицо и руки ее были в грязи, с уха свисала длинная паутина.

– Где ты была, Жозефина?

– На чердаке.

Я заглянул в полуоткрытую дверь. Несколько ступенек велинаверх, в какое-то квадратное чердачное помещение, в темной глубине которогостояли большие баки для воды.

– Что ты там делала?

– Занималась расследованием, – отрезала она сухо.

– Что можно расследовать в чулане, где одни баки?

Она, однако, уклонилась от ответа на мой вопрос и толькосказала:

– Пойду умоюсь.

– И как можно скорее, – посоветовал я.

Жозефина скрылась за дверью ближайшей ванной, но тут жевыглянула снова.