– Вы вместе?

– Я всего лишь хочу, чтобы вы мне просто кое-что прояснили: те изделия, тысяча двести штук, они проданы или нет?

– Моя дорогая Аврора, вы же прекрасно знаете, что с нашими друзьями китайцами все не так просто, у них мозги иначе устроены…

– Однако вопрос мадам Десаж предельно ясен: будучи дистрибьютором, вы подрядились реализовать шестьсот платьев, двести пятьдесят костюмов и триста пятьдесят бюстье, вопрос вот в чем: проданы эти вещи или нет?

– Послушайте, вы, я вас не знаю, но могу вам сказать, что вы совершаете большую ошибку, рассуждая как западный человек. С китайцами не бывает «продано» или «не продано», «белое» или «черное», простите, что говорю вам это, но вы совершенно не знаете этих людей… И для начала, у вас есть карточка?

– Какая карточка?

– Визитная карточка, как это делается, когда вот так являются к людям, то принято представляться…

Не вставая, Людовик взял чистый листок бумаги и ручку со стола Кобзама, потом большими буквами написал на нем: «Людовик Барер».

– Держите, если это может вас успокоить.

Кобзам не отреагировал. Он сложил листок, который Людовик протянул ему, сначала вчетверо, и далее, стараясь максимально уменьшить его формат. Аврора продолжила задавать вопросы о реализации ее товара, но Кобзам не давал объяснений, удовлетворяясь заверениями, что виделся с Фабианом, обо всем с ним договорился и из принципа никогда ничего не меняет. Потом стал заговаривать зубы, приплел сюда реструктуризацию своей сети в Азии, дескать, с июня его брат перемещает центр дистрибьюции в Гонконг, а скоро они займутся производством на месте, приобретая доли в китайских предприятиях, испытывающих затруднения, чтобы внедриться туда… и так он все отклонялся и отклонялся от темы, словно хотел показать, что для него заказ на каких-то двенадцать сотен изделий так ничтожно мелок и смехотворен, что не заслуживает даже упоминания, и уж будущее точно гораздо выше этого.

Когда Аврора рассказала Людовику эту историю, он сразу же подумал о грубом мошенничестве дистрибьютора, который прокручивает деньги своих клиентов, расплачиваясь с ними с полугодовой задержкой, но тут, осознав масштаб деятельности дистибьютора и видя его офисные помещения, которые расположены по тому же адресу, что и штаб-квартира компании контейнерных перевозок и фрахтования, в которой у него наверняка есть своя доля, что открывает ему все возможности для уклонения от таможенных сборов, а может, позволяет также мухлевать с налогом на добавленную стоимость. Людовик знал, что под этого типа не подкопаешься: мало того что он завладел Аврориным товаром, так и все остальные козыри тоже были у него на руках – абсолютно непоколебимая позиция. Перед ним начинало вырисовываться гораздо более мудреная комбинация, он задавался вопросом: не уступил ли Фабиан при заключении сделки сверх меры, не дал ли себя облапошить до такой степени, что теперь не хочет связываться с этим человеком? В то же время он находил странным, что Кобзам, хоть и будучи юридически виновным должником, совершенно не смущается перед Авророй и даже не пытается выставить в свое оправдание обычные в таком деле препятствия, а, наоборот, выглядит совершенно уверенным в себе, словно у него все под контролем. И в какой-то момент у Людовика мелькнула мысль: а не в сговоре ли Фабиан с этим типом, не скрывается ли за всем этим совсем другая мошенническая схема?

Облаченный в костюм-тройку Кобзам в свои шестьдесят лет выглядел триумфатором, царствуя за своим огромным письменным столом из чистого, прозрачного стекла, которое не пятнала ни одна бумажка. Все в окружавшей его обстановке было тщательно продумано, чтобы он представал перед посетителем как можно более внушительным, его силуэт красовался на фоне широченного окна без стен, без опор, и создавалось впечатление, будто он парит в небе, словно некое божество. По ту сторону окон открывался невероятный вид на Париж, безбрежная панорама, окутывая этого человека совершенной иллюзией, будто он господствует над миром.

– И все же, когда я вижу ваш кабинет, ваш профессионализм, мне трудно поверить, будто вы хотя бы на секунду не знаете, продано то или иное изделие либо нет. Или у вас проблема с контейнерами, или с непорядочными перекупщиками, и вы не осмеливались признаться в этом, но теперь, поскольку мадам Десаж присутствует здесь лично, можно говорить начистоту, и самое простое было бы сказать ей правду.

– В Китае правда никогда не получает перевеса… Никогда!

– Мы во Франции, а не в Китае, и прошло уже полгода с тех пор, как вы сдали этот заказ, так что вопрос прост: когда вы заплатите?

– Я никогда не говорю о делах с человеком, обутым в кеды.

Людовик воспринял это замечание как удар кулаком, поскольку оно было непосредственно обращено к его комплексу в отношении парижан; а кроме того, оно ставило его в ложное положение, ведь в некотором смысле это было правдой, ему и впрямь тут нечего делать, он тут был совершенно неуместен. Впрочем, впредь Кобзам нарочно стал обращаться исключительно к Авроре и, даже когда Людовик задавал ему вопрос, смотрел на Аврору и отвечал только ей.

– Послушайте, моя милая Аврора, вынужден вам напомнить, я – дистрибьютор, а не ваш агент, я взял на себя обязательство в рамках настоящего партнерства, условия которого были четко определены совместно с вашим компаньоном, а теперь говорю вам, что если вы не в курсе того, что происходит на вашем собственном предприятии, то тут, моя милая Аврора, сожалею, но я ничем не могу вам помочь.

– А если говорить яснее, что это значит?

– С вами я не говорю.

– Это неудачное решение, поскольку я собираюсь спросить у вас две-три мелочи.

– Мне нечего сказать вам, мсье…

– Тогда я скажу это за вас. Вот как мне видится дело: мадам Десаж полгода ждет денег за товар, за который вам следовало заплатить в течение девяноста дней, товар, даже не застрахованный в COFACE[9] и который вы распространяете в ваших бутиках в Китае и на Тайване. Только проведя мое собственное маленькое расследование, я случайно выяснил, что группа, за которой числились эти бутики, обанкротилась… И где же пропавший товар в этих новых обстоятельствах? Кто нам гарантирует, что он уже не продается под вывеской другой группы, за которой, если поискать немного, обнаружитесь вы сами?

– Нет, вы на что же намекаете, что я украл ваш товар, так, что ли?

– Поскольку вы не хотите отвечать, я вынужден строить гипотезы.

– Аврора, остерегайтесь ваших новых друзей, они могут навлечь на вас неприятности.

Аврора, хотя Кобзам вызывал у нее безумный гнев, оставалась спокойной. Ей претило, что разговор пошел на повышенных тонах, и стало понятно, что она оказалась меж двух огней.

А Кобзам как ни в чем не бывало приготовил себе сигару и долго ее раскуривал, без единого слова, поглядывая на Людовика. Аврора злилась на себя, что впутала его в эту историю. Кобзам всегда был любезен, но только он придавал любому деловому контакту видимость сердечного человеческого сообщничества, фальшивого, конечно, только ради того, чтобы лучше замаскировать свой истинный интерес, однако сегодня ей надо было это прекратить, сегодня она хотела заставить его заплатить: во-первых, раскошелиться, выложить наконец эти девяносто две тысячи евро, потому что они жизненно необходимы для ее фирмы, да к тому же заплатить за то, что месяцами морочил ей голову, как девчонке, заплатить за свою спесь, за то, что она неизбежно чувствовала себя обманутой, замаранной, униженной этим липким ощущением, что дала себя отыметь.