Непривычной боярыне тяжко давался лесной переход. Однодобро, что тягота пути притупляла, отодвигала в прошлое недавнюю боль прощанияс домом. Однажды Пелко едва не уморил её, показав чёрную яму, вырытую в зеленоммху ударами могучих копыт.

– Сохатый гневался, невесту звал, разлучнику грозил…

Боярыня так и замахала на него руками: щур, щур, спаси!Услышит лось, что разговоры о нем, рассердится, наскочит, убьет!.. Пелко просебя посмеялся. С чего бы это лосю его убивать, он же и не думал называть егопо имени – Лосем, только Сохатым, за то, что он, красавец лесной, рога наголове носил…

Все-таки ему очень хотелось успеть вернуться домой до снега.И то: расторопный лесной народ давно уже приготовился к зиме и теперь ждал её снетерпением – муравьи нагромоздили большущие кучи, умницы-белки построилигнезда невысоко над землей, к суровому холоду. Выпадет снег – и начнется здесьсовсем другая жизнь, совсем другие игры, совсем другая охота, не такая, каклетом… Но не было снега, не пришёл ещё черед зимним делам, а летние были всеуже переделаны; и лес молчал в ожидании, и зверюшки помельче радовались запасамв кладовках, а лесной увалень Отсо, со спиной, колышущейся от жира, залег спатьдо весны…

Миэликки, хозяйка леса!

Дай пройти нам без опаски,

пробежать позволь лесами,

между елками седыми!

Шатуна гони с дороги,

уведи его подальше,

гибкой веткою рябины

крепко пасть ему опутай.

А не выдержит рябина —

скуй из золота колечко:

пусть сидит себе в чащобе,

в моховом бору высоком!

Ратша долго ломал больную голову над тем, как всё-такивтолковать Мусти, чей след был нужен ему в этом лесу. Черный пес облаивалбелок, ловко подхватывал зайцев и, счастливый, нес их новому другу. Но сколькони объяснял ему Ратша, сколько ни рассказывал про корела – не понимал исмущенно вилял хвостом, извиняясь за свой собачий умишко. Что поделать, имя недашь лайке обнюхать, не прикажешь – иди! Ждать, чтобы Мусти сам наткнулся наслед и сообразил, что к чему?.. Нужен был хоть башмак или рукавица, хоть клокрубашки, принадлежавшей корелу. А не самому Пелко, так боярыне, ведь он пойдетне один. Боярыне или…

Ратша вытащил из-за пазухи невестину шапочку, огрубелымипальцами расправил её, смятую, на колене, и губы, отвыкшие улыбаться, дрогнули.Он погладил шапочку, как живое преданное существо, принесшее ему очарованнойводы в ореховой скорлупе. Потом подозвал собаку и вдруг усомнился: а ну как всеэти дни в лесу напрочь отбили от меха и сукна запах Всеславушки, оставив толькозапахи грязи, сырости, крови и его, Ратши, собственного тела?.. И отлегло отсердца, когда Мусти обнюхал шапочку и деловито опустил нос к земле.

Он, конечно же, ничего не нашёл ни на поляне, ни вокруг.Виновато вернулся и никак не мог взять в толк, почему это человек обнял его вместотого, чтобы отругать. А Ратша гладил поскуливавшего пса и думал о том, чтогрешно было надеяться на немедленную удачу. Им не повезёт ни на этой поляне, нина другой, ни на десятой. Но они будут идти краем болот, и рано или поздноумница Мусти натянет привязанные к ошейнику тетивы. И вот тогда-то…

Но странное дело: глубоко в душе он совсем не хотел, чтобыслед нашёлся очень уж скоро…

Давным-давно когда-то злобный Хийси тащил на плечах мешок,полный камней. Опять, верно, замышлял что-нибудь добрым людям на погибель. Норазглядел его с небес вековечный Старик, грянул светлой молнией в мохнатыйзагривок… Убежал обидчик людей, не чуя ног с перепугу, а мешок с камнямипорвался и высыпался в болота.

Ещё и теперь видны были груды валунов, вздымавшиеся, как островав озере, над сплошной рябью моховых кочек… Там и сям по болоту пытались растихилые, кривобокие сосенки, сбивавшиеся в прозрачные рощицы. Выбравшимся наостровки повезло: эти вымахали рослыми, стройными – великаны над карликами,толпившимися внизу. Пелко посмотрел и рассудил, что заночевать надо будет натаком островке. Только, конечно, не на первом же. И не на втором. Мало ли…

Он велел женщинам идти вперёд и предупредил, чтобы незабредали на яркую зеленую травку: там топь. В иных местах, сказал, не опасно.Уже привыкнув верить ему, они медленно прошли мимо: пугливо озирающаяся боярыняи молчаливая, сосредоточенная Всесла-ва. Торчал из-за плеча резной роготцовского лука, негаданный приёмный сынишка спал себе в заплечном мешке… Длятого ли, счастья ждавшая, родилась? Пел-ко посмотрел на её осунувшееся лицо, иглухая тяжесть шевельнулась в груди. С тех пор как ушли из Ладоги, он,случалось, по целым дням не слыхал её голоса. Дочь воина молча шагала вперёд,не жалуясь на усталость. На привалах молча выбирала для костра хворост посуше,потом так же молча помогала Пелко прятать следы огня… Улыбалась, тольконянькаясь с малышом. А правду молвить, и хорошая же мамка из неё получилась…

Болото было красивое, всё порыжелое к осени и усеянное, чтокаплями крови, ягодами обильного урожая, который нынче достанется только зверю.Колыхались на ветру блекло-желтые пряди травы, идущему человеку по колено…Пелко посмотрел вслед женщинам и вдруг стиснул перебитую руку здоровой:больно!.. Потом вздохнул, наклонился и принялся расправлять за ними глубоковмятый мох, скрывая следы.

У Ратши так и перехватило дыхание, когда однажды рано утромМусти заволновался и приник носом к земле. Вот оно!..

Ратша спрыгнул с коня, не обратив внимания на жестокоотозвавшийся затылок. Мусти почти силой подтащил его к краю маленькой прогалиныи заскреб лапами землю. Ратша пригляделся, ничего не заметил и хотел былонаправить пса дальше – когда дернина вдруг поехала под лапами Мусти и открылисьтщательно спрятанные уголья.

Ратша опустился на колени… Ай да корел! Каков полесовик, низа что не выследить бы его без собаки, не поймать в родной для него, Пелко,чащобе… Всё равно как щуку в воде, да без остроги, да без крючка!

Он уже понял по поведению Мусти – следы были свежими.Свежими выглядели и угли. Ратша потрогал их ладонью, потом зачем-то разгреб… ипальцы нащупали в холодной золе что-то маленькое, круглое. Серебряное колечко скруглым камешком-бирюзой… Оно не налезло ему даже на левый мизинец, и сталоясно, кто потерял.

– Всеславушка… – выговорил он вслух, как позвал. Изакрыл глаза. Не иначе ведь вновь спрячется от него за корела. Спрячется, иничего, кроме ужаса, не будет в её глазах, когда увидит его заросшего,страшного, совсем одичавшего здесь, в лесу…

Черный Мусти повизгивал от нетерпения, дергая поводок, ноРатша долго ещё сидел неподвижно, опустив голову на грудь. Может, заплакал бы,если бы не разучился давным-давно.

Под вечер пес вывел его к краю болота: далеко впередивиднелись шаткие рощицы и торчавшие над мхами каменные островки. Ветер дулРатше прямо в лицо, и он потянул ноздрями – не пахнет ли дымом? Дымом не пахло.