Ратша не видел, как чёрным комом пролетел мимо взъерошенныйМусти: обрывок перекушенной тетивы хлестал пса по спине. Лапы Мусти глубокоувязали во мху, но он кинулся на Хакона с налета, не раздумывая, бесстрашно.Как на медведя, сграбаставшего друга-хозяина в цепкие когти. Хакон пнулнаседавшую лайку ногой, отшвырнул прочь. Мусти с визгом перевернулся в воздухе,но сразу вскочил и бросился снова. На этот раз ему досталось вдетым в ножнымечом – отлетев в сторону, он остался лежать.

Ратша между тем поднял руку к лицу. В левом глазубесновалось гудящее пламя, но правый был ещё цел, и багровая тьма медленнорасступилась, дав ему увидеть стоявшего перед ним Хакона. У Хакона тоже был вруке меч, и гёт держал его наготове. Так вот, значит, какая цена всем егоразговорам о мире. Бешеная ярость подхватила Ратшу, бросила вперёд, утраиваясилы. Ха-кон сперва попятился перед ним, потом остановился. Два длинных мечавстретились с лязгом.

Солнце садилось – могучие Боги войны знатно веселились наокровавленных небесах. Меч Хакона полыхнул в сумерках, казнил корявое деревце,но даже не замедлил полёта. Ратша отбил гётский клинок, не допустил его до себяи тут же сам рванулся вперёд – получай… Ему повезло больше: Хакон охнул –вполголоса, не в голос.

Теперь они шатались почти одинаково, но чутье воинаподсказывало Ратше, что он ослабеет первым. Ещё немного, и свалится Хакону подноги, и тот добьет его со словами: это за Авайра тебе… Вспышка ярости выгорела,как сухая солома, не способная дать долгого жара, и знакомый меч казалсянеправдоподобно тяжёлым, каждый замах будто откраивал лоскут от жизни, ещёсохранившейся в теле. Солнце медленно дотлевало за лесом, сгущалась кромешнаяосенняя ночь. Ратша на своём веку видел немало, не в одних веселиях веселился;случалось, калечили, и жестоко – по ползимы в ранах лежал… но такого, как нынетерпел, – ни разу ещё. Может, вот так и является к воину государыняСмерть. Минет год-два, придут добрые люди на это болото за сладкой ягодойморошкой, найдут три кучки сгнивших костей да ржавые мечи, покачают головами истанут гадать, кто здесь кого побил!..

Впрочем, ни о чем таком Ратша не думал. Просто, слабея,намеренно промедлил, позволил Хакону достать себя ещё раз. Велик воин, у когохватает мужества на подобный прием, трижды велик, кто сумеет распознать ловушкуи не попасться в нее. Раненый Хакон подвоха не угадал. Ратша принял на грудьраскаленную, брызжущую искрами полосу… и тут же срубил гёта косым страшнымударом, от которого не было обороны. Верный меч не обманул его, не подвел, нотьма снова сомкнулась, – некому было поглядеть, как Хакона швырнулонавзничь в истоптанный мох…

Ратша продержался на ногах дольше. Он ещё постоялпобедителем – огромный, чёрный на остывающем небе… потом и его повело, каквынутое из горна железо, он слепо шагнул, привалился к сухой сосне. Обдираяплечом кору, сполз на мшистую кочку и остался сидеть. Больше ему не сдвинутьсяс места; завтра утром Всеслава тронется в путь и будет уходить всё дальше, таки не узнав, что он был совсем рядом с ней. Никто не позовет её сюда, нерасскажет ей, что с ним приключилось.

Пелко решил обойтись в эту ночь без костра. Дымок надболотом будет заметен издалека, мало ли кого он может привлечь; а и ни к чемубы – за день-два до встречи с охотниками ижорского племени, с Устья… Придя навыбранный для ночлега островок, он сказал об этом Всеславе, и она без словараскидала по кустам уже собранный хворост. Боярыня, которой хотелось отведатьгоряченького и высушить промокшую обувь, поохала было, но упрашивать корела нестала. Ему видней.

Пелко посмотрел на низкое солнце, развернул своё одеяло илег возле оплетенного травой валуна, положив рядом копье.

– Разбудишь, как стемнеет, – попросил он Всеславу,и она привычно кивнула. Так они поступали с первого дня. Закатится солнышко – иПелко снова продерет глаза, примется бесшумно похаживать кругом островка. Ему,охотнику, не привыкать бороться со сном.

…На исходе сумерек он встрепенулся, будто кто тряхнул его заплечо. Нет, не Всеслава: она смирно сидела возле соседнего камня, держа маленькогона коленях, и тревожно смотрела в просвет между деревьями. Пелко смутно виделеё лицо, укрытое тенью. Так смотрят, когда ещё не появился, но вот-вот появитсякто-нибудь страшный.

– Что?.. – тихим шепотом спросил корел.

Всеслава оглянулась с облегчением и ответила столь же тихо:

– Зверь вроде провыл.

Зверь – это ещё ничего… Пелко вновь натянул одеяло и началждать, чтобы вой повторился. Однако болото помалкивало, и тогда он подумал,что, может, это пробовал голос его одноглазый знакомец. И странное дело: примысли о диком волке вдруг повеяло родным и глубоко внутри будто ослабла тугонатянутая тетива. Вправду, что ли, скоро уже дом…

Пелко поднялся и сложил одеяло, с тем чтобы не одолевалсоблазн поваляться ещё. Подошёл к Всеславе, сел рядом.

– Ложись. – сказал он ей. – Спи.

Боярыня тихо посапывала. Слишком устала, чтобы просыпатьсяна какие-то ночные голоса. Всеслава посмотрела на нареченного братца и ничегоему не ответила, но он углядел блестящие капли у неё на ресницах. И вдруг досмерти захотелось обнять её, беззащитную, коснуться губами мягких волос,прошептать ей на ухо – сам толком не знал ещё что… Но тут же вспомнил, какнакликал Ратшу тогда возле буевища, и окатило холодом. Не время. Да и ей, повсему видать, не до того.

Пелко потянулся к одеялу, подтащил, отдал его, тепленькое,Всеславе:

– Возьми… зябко будет.

Подобрал копье и пошёл на край островка – пристально следитьза наползающей темнотой.

…Наверное, надо было хотя бы вытеребить пальцами клочокбелого мха, втолкнуть под разодранную куртку, как-то утишить катящуюся кровь…Тело глупое будет хотеть жить до последнего. До тех пор пока не пересохнут всежилы и не остановится сердце.

Гордому Ратше так и не суждено было упасть: он всё ещё сиделпод мертвой сосной – злая судьба тому, кто весной услышит с такого деревапервую кукушку. Его нескончаемо крутило, словно бы в медленном водовороте: нивыплыть, ни погрузиться на дно… Порою наваливался смертельный холод, и толчки вгруди совсем затихали, редея, и Ратша каменел, превращаясь в лед, весь, от кожина лице и до кончиков пальцев, смерзавшихся на рукояти меча. И нечего былждать, кроме конца. Но потом жаркий пот начинал течь по спине и лёд плавился,смешиваясь с сыростью болота…

Долго или коротко это тянулось – Ратша не знал. В какой-томиг он всё же открыл зрячее око и увидел, что тучи разорвались и над севернымкраем земли дрожали бледные сполохи. Точно разматывалась бесконечнаязеленоватая бахрома, и звездный ветер порывисто раздувал её в небесах –открытые топи отражали вздрагивающий блеск… Ратша чуть повернул голову, отыскалвзглядом Хакона. Хакон лежал рядом, на расстоянии шага. Он смотрел на Ратшупристально, не мигая. Глаза были живые.