Собственно, судьба каких-то там картин Андрея Черняка волновала в самую последнюю очередь. В конце концов, это их, москалей, картины, так пускай у них голова и болит. Могут свои картины хоть с кашей съесть, если подопрет такая охота. Вопрос в другом: при чем тут Андрей Черняк? Почему он должен за чужую дурость расплачиваться? И это вместо того, чтобы сидеть в машине на уютном перекрестке и ждать, пока Зубко, напарник, со своим радаром приведет на суд и расправу очередного лихача. Погода – загляденье, ни холодно, ни жарко, дорожные условия идеальные, птички поют, травка зеленеет, и каждому нормальному водителю не терпится вдавить газ до пола и поглядеть, на что способна его телега… Это ж не работа, а сплошное удовольствие! А тут пили до самой, пропади она пропадом, Одессы, жги бензин, трать впустую свое драгоценное время…

А тут еще жена. Ей, дуре, что ни говори, как ни объясняй, она, знай, гнет свое: как же, мол, командировка! Знаем мы эти командировки. По бабам твоя командировка, вот и весь сказ.

А хотя бы и по бабам. Ты на себя в зеркало посмотри, корова, а потом мужа упрекай, что он налево ходит! Девятнадцать лет, ни разу не рожала, а задница – что твоя двуспальная кровать, да и морда от нее недалеко ушла. Сала на боках столько, что племенная свиноматка позавидует, шеи, считай, и не осталось, физиономия прямо в пузо переходит, а туда же – ревновать! Сцены устраивать, истерики закатывать…

Черняк поглядел на часы, а потом на дорогу. Дорогу эту он знал как свои пять пальцев. До выезда на трассу Е381 оставалось еще километров тридцать. А если на развязке не свернуть налево, к границе, а пересечь трассу под прямым углом, то еще километров через десяток будет Нежин. Хорошее местечко Нежин. Огурцы там выращивают знаменитые, водку делают неплохую, и вообще…

Воспоминание о жене и ее вечных обвинениях в его адрес придало мыслям Черняка новое направление. Там, в Нежине, в беленой хатке на бывшей городской окраине, жила Марина – веселая и сговорчивая вдовушка двадцати пяти лет, черноглазая, стройная и такая ловкая в постели, что при воспоминании о ней по телу аж мурашки бегали. Они и сейчас пробежали от макушки вниз, до самых пяток, а потом вернулись обратно и на полпути сладко толкнулись в пах, в самое чувствительное местечко – в южную, так сказать, оконечность лейтенантского организма. Оконечность от этого толчка немедленно пробудилась и напомнила о себе: мол, служба службой, но и о личной жизни забывать не следует.

Черняк покосился на своего напарника, Николая Зубко. Старшина вел машину, заполняя своим крупным телом все пространство между спинкой сиденья и рулевой колонкой. Рулевое колесо почти целиком скрывалось в его огромных, мясистых, покрытых рыжим пухом, веснушчатых лапах. Марина – хозяйка радушная, и в погребе у нее полным-полно белого, душистого, мастерски засоленного с чесноком и перчиком сала. Так что Коле Зубко тоже найдется, чем занять свой молодой организм, пока его напарник и командир будет удовлетворять некоторые потребности своего.

Черняк снова покосился на часы. Главное – успеть, не то москали поднимут вонь до небес: договорные обязательства, международные соглашения, тары-бары… Но, с другой стороны, соглашения соглашениями, а таможня таможней. Мало ли на что они там рассчитывают, а только доблестные украинские таможенники вряд ли пропустят через границу целую фуру без очереди, да еще и без досмотра. А если что, так москали могут и подождать часок-другой, ничего с их драгоценными картинами не сделается. Может у милицейской машины колесо спустить или двигатель заглохнуть? Еще как может! И кому это знать, как не москалям? Ведь «девяносто девятая», жестянка эта, гроб на колесиках, – их рук дело!

Приняв решение, Черняк немного повеселел. Все-таки умный человек потому и называется умным, что может обернуть к своей пользе любые, даже самые неприятные обстоятельства. «Так-то вот, товарищ майор, – мысленно обратился он к начальнику отдела майору Василенко. – Думаешь, ты меня наказал? Знал бы ты, что это за наказание, – от зависти удавился бы».

Вообще-то, отношения с начальником у Черняка были хорошие, почти что приятельские – с поправкой на разницу в возрасте, звании и должности, конечно. Майор относился к нему по-отечески, и, если б водитель, у которого старший лейтенант принял штраф без квитанции, оказался просто водителем, а не подсадной уткой из отдела собственной безопасности, все обошлось бы в лучшем виде. Майор так ему и сказал: «Извини, Андрей, ничего не могу поделать. Приказ такой: отстранить от несения патрульной службы, лишить премии и временно понизить в должности. Так что был ты старший инспектор, а теперь просто инспектор, и скажи спасибо, что не младший. А поскольку с личным составом у нас и так проблемы, придется тебе, дружок, прокатиться в сопровождении. И не спорь – поздно. Фамилии твоя и Зубко, а заодно и номер вашей машины уже переданы в Киев, в министерство, а оттуда – в Москву, в тамошнее министерство. Так что вышел ты, браток, на международную арену. И нечего хмуриться, сам виноват. Внимательнее надо быть, Андрюша, дружочек ты мой сердечный. Так ведь и до увольнения недалеко. Времена сейчас сам знаешь, какие, власть в нашу сторону смотрит очень даже косо…»

– Как настроение, Микола? – поинтересовался Черняк, выковыривая из мятой пачки «Прилук» очередную сигарету.

Зубко покосился на него с некоторым удивлением, потому что тон у старшего лейтенанта был веселый, жизнерадостный – словом, совсем не такой, как в начале поездки.

– Жрать охота, – подумав, сообщил старшина.

Черняка это сообщение не удивило: иного ответа он и не ждал, поскольку жрать Коле Зубко хотелось круглосуточно – и до еды, и во время, и сразу же после.

– А как насчет сала? – спросил он.

– Сало? – мечтательно переспросил старшина.

– Эге ж, сало. С чесночком. С перчиком. С нежинскими огурчиками… А?

Старшина Зубко гулко сглотнул набежавшую слюну.

– Оно бы, конечно, не помешало, – сказал он рассудительно. – Только это ведь получится… как это… нецелевое использование закуски.

– А мы по чуть-чуть. По сотке накатим, чтоб закусь зря не пропадала, и хорош. Что нам будет со ста граммов?

– Да, это бы хорошо, – мечтательно протянул старшина. – А есть?

– Будет, – пообещал Черняк. – Давай, Микола, гони прямо до Нежина. Да газу прибавь, времени у нас с тобой кот наплакал…