возникновение самых невероятных слухов и сплетен. Ему-то на это было плевать с высокого дерева, но зачем компрометировать Ирину Константиновну?

Водитель вернулся, на ходу поправляя узел галстука, неодобрительно покосился на Глеба и обратился к хранительнице музея:

– Ну, мы готовы. Можно ехать?

– С богом, ребятки, – ответила та. – Счастливого вам пути.

Хранительница отошла, подавив, как показалось Глебу, желание перекрестить их на прощание.

– Давай за руль, – неприветливо сказал Сиверову напарник. – Посмотрим, на что ты годишься.

– Не вопрос, – ответил Глеб и, затоптав окурок, полез в кабину.

– На первый раз прощаю, – заявил, захлопнув за собой дверь, Всеволод Витальевич, – а в следующий раз, когда увижу, что куришь возле прицепа, заставлю сжевать сигарету. Понял? Не навоз везешь – картины!

– Понял, – кротко сказал Глеб.

– Ну, раз понял, заводи. Чего ждешь?

– Постой, – спохватился Сиверов, – мы же главное забыли!

– Это что же?

– Колеса продезинфицировать и в целлофан упаковать. А вдруг на дороге какая-нибудь зараза?

– Так, – после многозначительной паузы тяжело обронил Всеволод Витальевич. – Шутка юмора, да? Ладно, юморист, заводи.

Глеб повернул ключ, и мощный дизельный двигатель ожил, заставив кабину грузового «мерседеса» содрогнуться и мелко, едва ощутимо завибрировать. Всеволод Витальевич махнул рукой лейтенанту, который, выставив голову в окошко милицейского «форда», смотрел в их сторону. Голова спряталась, «форд» выплюнул из выхлопной трубы облачко дыма, включил проблесковый маячок и тронулся. Сиверов плавно отпустил сцепление, и серый асфальт, до которого было непривычно далеко, мягко тронулся с места и поплыл навстречу.

Напоследок Глеб бросил взгляд в боковое зеркало, рассчитывая увидеть Ирину Андронову, но не увидел: ее закрывал прицеп.

– Так вот, Федя, насчет твоих шуточек, – заговорил Всеволод Витальевич, когда Глеб без приключений выбрался из путаницы центральных улочек и проездов на оперативный простор. – Пошутить я тоже люблю, но не на работе. Работа у нас с тобой, брат, серьезная. Не хочешь этого понимать – ступай на мусоровоз. А нам достояние России доверено, понял? И едем мы, между прочим, не к теще на блины и не на дачу картошку сажать, а в заграничную командировку. Мог бы и одеться поприличнее, а то явился как вахлак…

Он наконец стащил с шеи галстук, сунул его в бардачок и расстегнул верхнюю пуговку на рубашке, так что на бледной незагорелой шее стала видна цепочка, на которой висел ключ от прицепа. Годами Всеволод Витальевич был чуть старше Глеба, а может, и не старше – люди стареют по-разному, а работа водителя-дальнобойщика не сахар. Такая в два счета состарит кого угодно, так что лет ему, вполне возможно, было даже меньше, чем Глебу. Зато держался он как столетний патриарх со скверным характером, все время сбиваясь на поучающий, строго-снисходительный тон. Вертя непривычно большой, но при этом чувствительный, как у легковой иномарки, руль, Глеб еще раз прикинул, сколько времени займет это путешествие. Если все пойдет нормально, к ночи, самое позднее к утру они доберутся до Одессы – точнее, до Ильичевска. Необходимые формальности займут от нескольких часов до суток, а там машину погрузят на корабль, где Глеб наконец-то будет избавлен от необходимости выслушивать ворчание своего напарника.

Это если все пойдет нормально. А если… Словом, если что, Всеволоду Витальевичу придется заткнуться, хотя ему это вряд ли понравится.

Милицейская машина катилась впереди, сверкая огнями, как летающее блюдце. Считалось, что следующие в попутном направлении автомобили должны уступать ей дорогу, но они не слишком торопились прижаться к обочине. Да это у них не вышло бы, даже если бы они хотели посторониться: был утренний час пик, и народ валом валил на работу, запруживая улицы. Глеб вел грузовик, понемногу привыкая к тому, что улица расположена не вокруг, как при езде на легковом автомобиле, а где-то далеко внизу, и хвалил себя за то, что не поленился взять пару уроков вождения для освежения памяти. Хорош бы он был, если бы в самом начале пути въехал на этом дорогущем спецавтомобиле в какой-нибудь троллейбус или только что упомянутый Всеволодом Витальевичем мусоровоз!

Они без приключений пересекли Кольцевую и выехали на автомагистраль Ε105, которая должна была привести их к украинской границе, минуя Подольск, Тулу и Орел. Вырвавшись на трассу, милицейский «форд» увеличил скорость. Глеб осторожно утопил большую, как детская лыжа, педаль акселератора, пробуя движок, и остался доволен: тяга у этой машины была, как у паровоза, хоть ты в гонках на ней участвуй. Стрелка спидометра перевалила за сотню и поползла дальше; Всеволод Витальевич оставил это без комментариев. Он сидел в расслабленной позе, поглядывая то по сторонам, то на электронное табло, которое показывало температуру и влажность воздуха в герметично закупоренном трейлере с искусственным микроклиматом. Был полный порядок, дорогое немецкое оборудование работало нормально, и вскоре Всеволод Витальевич окончательно расслабился, закурил и принялся развлекать Сиверова, пересказывая ему наиболее яркие моменты своей трудовой биографии.

Судя по этим рассказам, жизнь у Всеволода Витальевича сложилась нелегкая и чем-то напоминала участь небезызвестного Джеймса Бонда, агента 007. Яркая биография практически целиком состояла из погонь, схваток с бандитами, победоносных романов со сногсшибательными красотками и не менее победоносных стычек с гаишниками, таможенниками и прочими бездельниками, которые пытались помешать Всеволоду Витальевичу благополучно доставить вверенный ему груз из точки А в точку Б. Монолог водителя был прямо-таки нашпигован простреленными покрышками, сброшенными в кювет бандитскими тачками, молодецкими ударами монтировкой и даже домкратом; Глеб, вынужденный выслушивать шоферские байки, комментировал каждый очередной эпизод одним-единственным словом: «Круто!»

К тому времени, как они миновали поворот на Серпухов, Всеволод Витальевич уже начал подозрительно коситься на Сиверова всякий раз, как тот подавал свою реплику. Еще через какое-то время, когда они подъехали к развилке, откуда одна дорога вела направо, в Калугу, а другая налево, в Тулу, Всеволод Витальевич заметно притомился, окончательно заврался, начал повторяться и, наконец, умолк. «Круто», – тупо, как попугай, безо всякого выражения произнес в наступившей тишине Глеб и почти физически ощутил, как жжет правую щеку недовольный взгляд напарника.

* * *

Степан Денисович остановил машину там, где грунтовая дорога проходила в какой-нибудь паре десятков метров от обрыва, и заглушил двигатель. Вокруг в наступающих сумерках свежо зеленела, шевелилась под ветром и благоухала пьянящими ароматами степных трав чуть всхолмленная равнина. Вдали, у самого горизонта, темнели кроны деревьев, обозначавшие какой-то хутор, под обрывом