* * *

Уолш сидела в пределах видимости Овального кабинета, в той точке, где пересекались все потоки информации между президентом и сотрудниками аппарата. Будучи ответственной за график Трампа, она распределяла время президента и следила, чтобы к нему поступали данные по приоритетным направлениям работы Белого дома. Занимаясь этим, она стала эффективным посредником между тремя мужчинами, которые выбивались из сил, пытаясь управлять президентом: Бэнноном, Кушнером и Прибусом.

Все они считали президента чем-то вроде чистого листа, пускай и скомканного. И все они, как вскоре убедилась Уолш, хотя ей было и нелегко в это поверить, имели собственные идеи насчет того, чем этот лист заполнить. Бэннон был ультраконсервативным милитаристом. Кушнер – нью-йоркским демократом. Прибус – номенклатурным республиканцем. “Стив хочет выдворить миллион человек из страны, отменить закон о здравоохранении и ввести кучу пошлин, которые полностью изменят нашу торговлю, а Джаред хочет разобраться с торговлей людьми и защитить Федерацию планирования семьи”. Прибус при этом хотел, чтобы Дональд Трамп стал совсем другим республиканцем.

Как казалось Уолш, Стив Бэннон управлял Белым домом Стива Бэннона, Джаред Кушнер управлял Белым домом Майкла Блумберга, а Райнс Прибус управлял Белым домом Пола Райана. Все это напоминало видеоигру 1970-х годов, где белый шарик из стороны в сторону катался по черному треугольнику.

Ожидалось, что Прибус станет слабым звеном, тем самым позволив Бэннону и Кушнеру по очереди брать на себя функции главы аппарата, однако он оказался крепким орешком, пусть и небольшим. В мире Бэннона и в мире Кушнера политика трампизма была никак не связана с республиканским мейнстримом, причем Бэннон поносил этот мейнстрим, а Кушнер и вовсе действовал как демократ. Прибус, однако, был верным сторонником мейнстрима.

В связи с этим Бэннон и Кушнер не на шутку разозлились, обнаружив, что у невзрачного Прибуса есть собственная программа: он следовал совету сенатского лидера большинства Митча Макконнела, который сказал, что “этот президент подпишет все, что окажется у него на столе”, в то же время пользуясь недостатком политического и законотворческого опыта нового аппарата и передавая как можно больше политической власти Конгрессу.

В первые недели работы новой администрации Прибус пригласил в Белый дом спикера Палаты представителей Пола Райана, который на протяжении всей кампании был для Трампа настоящим бельмом на глазу. Тот пришел в сопровождении председателей различных комитетов, и на встрече президент беспечно обронил, что комитеты он терпеть не может, поэтому только рад найти человека, который готов ими заниматься. В итоге Райан тоже получил неограниченный доступ к президенту, а президент, которого совершенно не интересовали законотворческие стратегии и процедуры, фактически дал ему карт-бланш.

Сложно было найти человека, который лучше воплощал бы собой все то, чему противостоял Бэннон. Сущность бэннонизма (и мерсеризма) заключалась в радикальном изоляционизме, многогранном протекционизме и решительном кейнсианстве. Бэннон приписывал эти принципы трампизму, но они шли вразрез с республиканской идеологией – отклониться от нее сильнее, пожалуй, не представлялось возможным. Более того, Бэннон считал Райана, который теоретически был виртуозным политиком Палаты представителей, туповатым и даже некомпетентным, а потому он постоянно становился мишенью для его тихих насмешек. И все же, несмотря на то что президент непостижимым образом принял Прибуса и Райана, он не мог обойтись и без Бэннона.

Уникальный навык Бэннона – отчасти объяснявшийся тем, что он был лучше знаком с речами президента, чем сам президент, а отчасти тем, что он обладал непревзойденной способностью держаться в тени (несмотря на периодические позывы к самопиару), – заключался в том, что он умел направлять президента в нужную сторону, убеждая его, что его взгляды полностью основаны на взглядах президента. Бэннон не устраивал внутренних дебатов, не обосновывал политику и не показывал презентации – он был эквивалентом личного радио Трампа. Трамп мог включить его в любой момент, ведь ему нравилось, что у Бэннона всегда было готово мнение, которое тот излагал весьма складно и без запинок. При этом он мог его и выключить – и тогда Бэннон хранил тактическое молчание, пока его не включали снова.

У Кушнера не было ни политического воображения Бэннона, ни институциональных связей Прибуса. Однако у него было семейное положение, которое давало ему власть. Кроме того, он был миллиардером. Он вращался в огромном кругу нью-йоркских и международных финансовых магнатов, знакомых и приятелей Трампа. Среди них нередко встречались люди, которым президент нравился не так сильно, как он сам хотел. В результате Кушнер стал представителем либерального Белого дома. Он был сродни тем, кого раньше называли рокфеллеровскими республиканцами и кого теперь точнее было бы назвать демократами Goldman Sachs. Он сам – а Иванка и подавно – категорически расходился во взглядах как с правым, тяготеющим к “солнечному поясу”, фанатичным республиканцем Прибусом, так и с ультраправым, несогласным с партией популистом Бэнноном.

Стоя каждый в своем углу, они осуществляли собственные стратегии. Бэннон всеми силами старался столкнуть Прибуса и Кушнера в попытке как можно скорее начать войну за трампизм-бэннонизм. Прибус жаловался на “политических неофитов и родственников шефа” и перекладывал свои задачи на плечи Райана и Конгресса. Кушнер впитывал информацию со скоростью, которой раньше не видывала политика (не то чтобы этого не приходилось делать остальным сотрудникам аппарата, но Кушнер учился быстрее всех остальных), часто демонстрировал ужасную наивность, считая себя одним из самых искушенных игроков мировой политики, и призывал не торопиться и не бросаться в крайности. У каждого из них был свой круг сторонников, которые противостояли друг другу: бэннонисты стремились как можно скорее все провернуть, фракция Прибуса из НКРП сосредоточилась на возможностях, которые открывались для республиканской программы, а Кушнер с женой старались заставить своего непредсказуемого родственника казаться сдержанным и рациональным.

А в центре всего этого стоял Трамп.

* * *

“Три джентльмена у руля”, как их невозмутимо называла Уолш, служили Трампу по-разному. Уолш понимала, что Бэннон дает президенту вдохновение и цель, а коалиция Прибус – Райан обещала заняться тем, что Трамп считал специализированной работой правительства. Кушнер, в свою очередь, лучше всех координировал богачей, которые беседовали с Трампом вечерами, и нередко подталкивал их настраивать президента против Бэннона и Прибуса.

К концу второй недели работы трое советников вступили в открытый конфликт, когда вышел указ президента об иммиграции, а идея с запретом на въезд в страну провалилась. Эта внутренняя борьба стала результатом стилистических, философских и личностных различий, но гораздо важнее, что она явилась прямым следствием отсутствия рационального штатного расписания или четкой иерархии. Уолш приходилось ежедневно выполнять невыполнимую задачу: как только один из советников давал ей указания, другой спешил отдать ей контрприказ.

“Я все понимаю буквально и отталкиваюсь от этого, – защищалась она. – Я вношу все решения в график, разбираю корреспонденцию, составляю на этом основании пресс-план и сообщаю обо всем в отдел политических связей и отдел связей с общественностью. Потом Джаред спрашивает: «Зачем ты это сделала?» Я отвечаю: «Вы с Райнсом и Стивом так решили на встрече три дня назад». И он говорит: «Но это не значит, что я хотел, чтобы это вошло в график. Я не затем завел этот разговор». Неважно, кто и что скажет: Джаред все равно согласится, а потом даст заднюю, пойдет к президенту и скажет, что это была идея Райнса или Стива”.